donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
МАШЕНЬКА ГОРОДЕЦКАЯ (ВЕТЕР С ЮГА)
Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
ЧАСТЬ 1.
ГЛАВА 6.
На этот раз у Машеньки были гости. Она сама их пригласила, чтобы заполнить какую - то пустоту. Собственно, Ивановы оказались заняты, а Маринка после работы собиралась сажать картошку. Так что из приглашенных откликнулась только Женя, умница. Зато сам вдруг пришел Петя "на минутку". Он, конечно, имел повод, неотложный, обоснованный. Но, нахальная душа, - разве Машеньке непонятно, - он просто, как всегда почувствовал шестью чувствами и явился, как штык неназойливо, похлопать по плечу и протянуть псиную лапу.
А Машенька за последних два дня совсем раскоординировалась.
В воскресенье утром ее разбудил Вадим. Должно быть, он, иначе Машенька проспала бы еще долго. Но раз уже проснулась, Машенька, зажмурясь от яркого света, наморщив носик, потянулась всласть и, поразмыслив, увидела, что засыпать опять ей не хочется. Машенька повалялась под одеялом несколько минут, как кошка, - это была ее лелеемая идея, что человек должен пробуждаться как кошка, медленно и лениво, - приоткрывая то один, то другой глаз и поглядывая на часы. Дождавшись, когда стрелка встанет на одиннадцати, она тоже встала и вместо гимнастики пошевелила пальцами ног. Она нашла тапочки, вздохнула тяжко и поплелась в ванную с обреченным видом. На самом деле ей было замечательно, легко и даже смешно от солнечных лучиков, круглых стенных часов и мягкого пуха тапочкиной оторочки. Но поутру изобразить из себя несчастную тоже было в числе записных удовольствий, от которых отказываться грех. Машенька шла, жмурясь, нащупывая ногами дорогу, и тело ее еще было по постельному невесомо, а мысли подернуты рассветной дымкой и зыбки, - это ее удовольствие номер три.
Под душем она еще не начала соображать, а просто ловила всеми своими клеточками прохладу. Возможно, это и роняло ее женственное достоинство, но Машенька, по - спартански, любила прохладный душ. Омыв с себя чистым дождиком последние паутинки сновидений, вытеревшись и надев халатик, она встряхнула чуть влажной гривой, рассыпала ее по плечам и бодро ступила в коридор. Сна уже совсем не было, мышцы уже хотели двигаться, чувства - чувствовать, головка - думать, сердце - летать и стучать.
Очень Машеньке нравились утра, особенно воскресные.
Захлопнув дверь ванной, оглядевшись, она в последний раз мягко зажмурилась, предвкушая, что бы это ей сделать, о чем подумать, и в какую комнату впорхнуть прежде всего. Она впорхнула в кухню, там сидел и жрал Вадим.
Машенька в знак собственной исключительности крайне редко ругалась матом. Поэтому она встала как вкопанная на пороге и увидела себя извозчиком, которому мокрым полотенцем завязали рот. Даже плюнуть с досады ей было некуда. Омерзительно спортивный, даже с похмелья стройный и гладкий Вадим в ее белой утренней кухне. Ни разу за три года она не чувствовала к нему половины теперешнего отвращения, и первый раз в жизни подумала мстительно, что это ее, ее, а не его или их кухня.
Вадим поздоровался сонно и щелкая ртом. Машенька кивнула, хотя могла бы и не кивать, все равно не воспримет. Она как ни в чем не бывало прошла по кухне, проверила, теплый ли чайник, включила горелку. Выпила чашку воды чтобы что - нибудь делать, поправила посуду на полке и вышла. Ох, с каким бы наслаждением она разбила всю эту посуду. Ее раздувало и трясло от злобы. К тому же, она вспомнила, что случилось вчера.
Сидя в кресле и рассматривая традесканцию в овальном горшочке, Машенька глубоко дышала, приводя себя в чувство. Господи, если бы она умела ругаться! Она подумала о какой - нибудь интересной книжке, но поискав мысленно, не нашла, какой. На телевизор и смотреть было противно. Машенька дышала и закрыла глаза, чтобы не слышать, как Вадим утомленно, не иначе после заводской смены, прошаркал мимо нее в спальню. Значит, завалился спать. Она была в отчаянии, и все же немного благодарна ему хоть бы за это.
Она поискала руками, что делать. Взяла вязание, - да какое сейчас вязание. Она потыкала спицами и спица выскользнула из начатого ряда. Обрадованная этой случайностью, Машенька аккуратно распустила на треть вывязанную шапочку, сматывая нитку в клубок. Это все - таки разрушение, но его тоже было мало. Машенька откинула голову, решив предаться мыслям.
Мысли не шли. Вернее шли пустые и тягостные. Вчерашнее, оно ожидалось такое яркое, прокручивалось немой кинопленкою и было как сон. Сладость возвращалась, но некая давняя, полуреальная как летний отпуск, прошедшее и закончившееся, было оно или нет. Щемящее и пронзительное... Машеньке показалось, что кончилось лето, сейчас сентябрь, и вот на глазах ее, разворачиваясь, наступает октябрь, наступают дожди на юге, лишенном золотой осени, сыро и слякоть, непогода и слякоть, а лето за степью мелькает хвостиком, сладкое как потерянный друг.
Как будто уехал один, - ни звука, ни адреса. Ласковый и с улыбкой, зная, что прощается навсегда. На этом месте в душе будет дырка, хотя остались прочие друзья и близкие. Тоже родные и любимые, как родные и осень, и слякоть, и следующее, тоже, наверно, прекрасное лето. Их много будет - с июнями, с июлями. И это, одно из многих ушедших, что ж, как яркое платье оно выцветет и, может, выбросится, может, забудется как утиль.
Она - то знала, и нервничала поэтому, что никуда не денется, не сотрется, нет. Ну, припрячется, ну, затеряется временно, Такой уж характер у Викторовых. Сладу с ним нет.
Машенька не зря сидела и думала. Ей стало легче: чище, что ли. Она вспомнила давнюю песню на английском. "Новый Год закончился. Нам с тобой осталось теперь лечь рядышком и умереть". Она почти не знала английских слов, но чувствовала, что там поется об этом. Она не раз уже прощалась с помощью этой песни, стоической и оптимистичной. И Машенька вскинула головку и усмехнулась. В глазах ее, победив серебряные слезинки, сверкнули лучи.
Она в своей комнате оделась и вышла на улицу. В спальню к Вадиму она не рискнула заходить. Машеньке надо было сделать некоторые покупки; деньги недавно прислали родители, и до зарплаты оставалось недалеко. Она проехала в троллейбусе до универмага, обошла просторные этажи с опустошенными к первомаю полками. В отделе музыкальных товаров послушала знакомую музыку, размыслила, осилит ли к сентябрю японский магнитофон. Вертлявая дверь вынесла ее снова на проспект, украшенный к празднику. К зеленеющим акациям, стоявшим выставкою шаров. Машенька свернула за угол. Не пожелала ждать автобуса, прошлась две остановки мимо аромата хлебозавода, по пути заглянула на рынок, выбрала пяток дорогущей, лопающейся, светящейся изнутри хурмы. На улице искрилась пыль, ехала поливальная машина.
Машенька, как подружке, качнула ресницами солнцу, толкнула очередную стеклянную толстую дверь. В отделе галантереи она поняла, что искала. Пошелестела в сумочке, прикинув, выбила в кассе бигуди и электрическую завивалку.
Ей захотелось купить платье, но у нее уже было достаточно красивых и новых. Она осталась вполне довольна тем, что на вешалках с женской одеждой ничего похожего на ее наряды не нашлось. Примерила шляпку. Солнышко, улыбаясь, ждало ее за порогом. Вместе они пробежали еще по нескольким магазинам; Машенька заходила, солнышко подсматривало сквозь стекла. Вдруг они нашли новую какую -то дверь. Солнышко - то ее знало, а Машенька раньше не видела: "Служба трудоустройства". В небольшом холле почитали. В Приморский край требовались трактористы, на стенах висела целая повесть о неосвоенных Уссури и Уссурке, льготах и подъемных, заливных лугах и пахучих свежесрубленных избах. - Почему я не тракторист? - подумала Машенька. Рядом висели длинные списки профессий. Она удивилась: - Почему я не учительница? Почему не швея? Почему я никто?
Воскресенье - чтобы гулять, а не задавать вопросы. Машенька спросит их завтра, на работе, у кого - нибудь, у друзей. - Спросишь завтра, - разрешило солнышко. - Отдыхай, тебе еще много спрашивать. Пойдем лучше в кино. В твой любимый маленький зальчик.
- Да, - согнула Машенька губки. - А ты? Убежишь ведь, не станешь за дверью ждать. - Они отправились в другое хорошее место, в лугопарк, Машенька в автобусе, а солнце уцепившись за "гармошку".
Побродили по узким дорожкам, особенно приятным тем, что луг уже был, и были всякие ступени, ведущие ко Дворцу Металлургов, а парка еще не было. Постояли там, где следующим летом появится памятник афганцам. Глубже - тек ручеек, откуда неизвестно. Росли камыши и гнилой пенек, для Машеньки в чем - то заветный. Здесь два года назад, около самого пенька, она видела ласку, худенькую и живую. Ласка с того раза не появлялась, но Машенька навещала, ждала ее, чудо посреди чудовищ - заводов. Эта стоячая пеньком зверюшка, усатая дудочка, тоже стала воспоминанием, которое не делось и не ушло.
У нее конечно есть детки. Они выросли, пошли в школу, и в бусинках светится свет.
Вечером они кушают. Машенька оставила печенье и кусочек колбаски, довесок от той, что купила в гастрономе. Солнышко подергало ее за руку и повело к выходу из парка. Оно уже немного устало, запылилось, потихоньку клонилось ниже.
Машенька прошлась еще по одной улице, мимо кинотеатра, плавательного бассейна и клумб. Ей ничего там не было надо, просто нравилась улица. За ней, за пятиэтажками, дальше - маленькие домики в садах. Она посидела у клумбы, кушая кремовые трубочки, любуясь петуниями и зябкими струями фонтана. Машенька любила пирожные, а в детстве любила теплые из огромных кастрюль чебуреки.
Машенька устала, почему - то ей очень захотелось услышать скрипку. Она представила скрипку, Машенька под нее танцует у фонтана. В ситцевом цветном платье, кавалер галантен и юн. Машенька юна и прекрасна. Может быть, это от мамы, она в молодости жила в Одессе. И я юна и прекрасна, почему же я плачу?
Автобус вез Машеньку домой по проспекту, сквозь голубые тени. На площади у горсовета следовала пересадка. Главные городские часы показывали четверть седьмого. Машенька не села в троллейбус, он, опечален, поехал дальше. В стеклянном магазине "Мелодия" она купила пластинку "Пудис". Просто понравилась обложка. Она слыхала одну песню "Пудис" и стала петь ее про себя, заходя в магазины и покупая вилок капусты, кусочек сливочного масла, варенье. Она хотела завтра поджарить оладушки. Завтра вечером, после работы.
