donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
МАШЕНЬКА ГОРОДЕЦКАЯ (ВЕТЕР С ЮГА)
Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
ЧАСТЬ 1.
ГЛАВА 12.
- Михаил! - закричала Машенька и начала выпрыгивать из толпы. Ее ярко - сиреневый плащ расстегнулся, легкие клешеные полы взлетали вокруг ног как крылья и опадали колоколом. Должно быть, и шелестели, но среди многосотенного движения, вскриков, шарканья, плесканий и смеха, обтекавших ее, спешивших слева и справа потоков веселых людей, шелеста, конечно, она не могла расслышать. Она почти не услышала и собственного голоса и даже на мгновение удивилась: кричу ли я? Машенька поднялась на цыпочки, пытаясь выглянуть из - за боков и спин, разглядеть меж алых флажков, шаров, пиджаков, курток знакомую ей болоньевую куртку и широкую улыбку. Она выдернула вверх руку, помахала воздушными шариками. - Михаил! Мишка!! Марина!! - Вдруг слева набежавшим потоком ее оттеснило от тротуарной кромки почти к самым домам.
Надо было додуматься, где назначать встречу. Машенька стояла сейчас в самом оживленном месте Лиманска, в ста метрах от своего дома, на перекрестке проспектов Ленина и Строителей. Здесь всегда формировались праздничные колонны, именно к этому перекрестку стекались с трех сторон и демонстранты, и публика. Из Порта, с Кировки и Поселка моряков; с Левого берега, металлургических заводов и Новоселовки; со Старого Крыма и новых северных микрорайонов. И все равно по традиции Первого мая все друзья и компании встречались здесь, не только Машенька, но еще десятки и сотни.
Стоя на газоне, на тонкой изумрудной травке, Машенька поправила плащ и свободную, пышным узлом, прическу. Оглянулась на чулки, - они еще нигде не порвались и не измазались. Машенька была не в сапожках, а в туфлях, правда, осенних. Но рисковать она не захотела. Хотя вышина и расчистилась, недельный нескончаемый дождь прекратился, вокруг горизонта небо оставалось серым, бегали тучки, порой их заносило ветром над город, и сразу же неуловимо солнышко пряталось, дома хмурились и по ним проносились тени. Ветер был не ледяной, но порывами сильный. Он трепал прическу, и Машенька подняла воротник.
Ветер налетел, по газону поскакали прошлогодние листья. Человеческий поток активней загомонил, кутаясь. Машенька услышала звонкий смех. Из - под ног и курток, потрясая флажком и воздушными шариками, вынырнула четырехлетняя Ленка и стала кружить вокруг Машеньки, показывая из - под шапочки огромные банты, а из - под красного клетчатого пальто - белые колготки.
За руку Ленка выдернула вслед за собой и папу - румяного от веселья, смеющегося, разлохмаченного Михаила.
Мишка облапил Машеньку, - неделю не виделись, - умудряясь профессионально отлавливать вокруг себя и притормаживать юлящую Ленку. Он сказал: "С праздником!", чмокнул Машеньку в щеку. - У, мохнатый, морду не побрил! - расцвела Машенька, вдохнув запах папирос.
- Я ее брил, та она лезет и лезет! - заржал Мишка, щупнув подбородок. - Весна, все растет, дождиком поливается! Ну пойдем до Маринки, она там с девчатами осталась. А Вадик с тобой?
Машенька скосила взгляд. Вадим в отдалении стоял на газоне под деревом и горделиво спал на ходу.
Мишка потащил их через поток вереницею, - он, Машенька, Ленка, за Ленкину руку ухватившись и не просыпаясь, Вадим. Связанные пучками шары болтались и бились у них под ногами. Они, и шары и компания, перепрыгнули через низкие бордюры, прошлепали по газону и, встроившись в правостороннее движение, миновав два квартала, достигли цели. Улочка впадала в проспект напротив магазина "Дары моря", на ней в этот раз собирались спортшколы, институт, сетевязальная и швейная фабрики.
Около грузовика с пирамидальной кумачовой конструкцией в кузове толпились швейницы, на колонну манифестантов это пока мало было похоже. От девчат на всю улицу стояла трескотня. Влекомые ринувшейся вперед Ленкой, друзья присоединились к одной из хохочущих группок.
Мишка здесь был свой, и Вадиму как парню обрадовались и зарукоплескали. Маринка встретила их, представила; не называя даже имен, все равно бы сразу забылись.
Машенька улыбалась вокруг, швейницы были очень гостеприимны. Маринка загалдела ее новостями, шутками. Минута, и Машеньку уже втянули в общий разговор, совершенно непонятно, о чем: о магазинах, о пересменках, об огородах; тем не менее, увлекательный и приятный. С огромной широкой девушкой, заливистой и румяной, она вдруг вовсю заспорила о хилых и ленивых мужиках, соглашаясь и умиляясь меткости слетавших с острого язычка зловредных смешных гадостей. Широкой девушке было что порассказать, Машенька заливалась краской, хотя от Маринки и других замужних приятельниц она иногда и не такое слышала. Они мгновенно подружились, обнялись и пофланировали под ручку по тротуару, увертываясь от орущих мальчишек и степенно обходя такие же, как они, парочки, тройки и группки. Когда гигантша - швейница сразила ее рассказом о своих приключениях с бердянским рыбаком, Машеньку наконец прорвало, и она, хорохорясь, уже сама говорила сущие непристойности и, глазом не моргнув, выдала анекдот, который всегда стыдилась даже вспоминать, настолько он был солен и точен.
Потом они внезапно загрустили, посерьезнели, прижавшись теснее от налетевших порывов, и Машенька, горестно и тяжело вздыхая, поведала незнакомой подружке о своих печалях, о своих подступивших проблемах с Вадимом, с работой, с будущим, со всем, от чего по - настоящему отвлеклась только сегодня, выйдя на проспект и закружившись в первомайском водовороте.
- Ну, дивчинка, не горюй, - отвечала ей швейница, которой самой было всего двадцать один. - Это у тебя от мыслей запуталось. Вот я тебе расскажу, лапушка, про нашу Ольку Трунову из техконтроля. Работала она, девка как девка, ездила каждое утро аж с Хатостроя. Свой дом, родительский дом, огороды, все такое прочее, и все было в порядке, управлялась и жить не забывала. И вот в позапрошлом году сглазили девку. Не то кино насмотрелась, не то перестройка подействовала. А все у Ольки из рук повалилось, видим - работа пошла спустя рукава, опаздывает, и побалакать в обед ей уже не хочется. Хлопец за ней ходил славный, Николай. Так рассказывает, в хате у нее тоже непорядок, огород не сажала, его, Кольку, гонит, как будто даже и стала попивать. Но это не знаю.
И раз мы собрались отмечать Восьмое марта, что ли, выпили по граммулечке, и кто - то что - то там сказал. Вдруг Олька давай в слезы, за пальто, уходить. Насилу ее усадили, приласкали. Отрыдалась, и говорит: я, девки, прямо счас пойду утоплюсь, бо я невежественная, и классов - то я мало закончила, и все эти польта и платья видеть не хочу. И хлопцы наши дураки, руки у меня от земли потрескались, а щеки пошарпались,.. и не буду я в небе летать.
Тут мы и смеяться не стали. Представь, Олька вбила в голову со школы, что она будет знаменитая летчица или там стюардесса, Валентина Терешкова. Даже куда - то поступала, в техникум или в училище. Ну а кому она в том техникуме нужна, диктанта навить не написала. Ладно, успокоилась, штаны тоже кому - то шить надо. Приработалась у нас хорошо, теперь замуж выходить. А вот как Николай к ней подъехал, видно задумалась: да за того ли, да свободу потерять... Олька - она скромная, хоть и видная, до двадцати лет не гуляла ни с кем. Ну а когда задумалась, тут и мысли одна за одну, зачем живу и почему. Вспомнились ей мечтания; Колька рассказывает, книжки зачитала. Все, без самолета жить не могу, хоть за летчика пойду. И знает, что не пойдет, потому что Кольку она любит.
Мы ее в тот раз утешили, но все - таки Олька сошла с колеи. То затеет увольняться, то день прогуляет. Стоит у стола - руки так и ходят, как будто где - то витает. Николаю поворот дала, короче, собралась в домовину.
А что ты думаешь, - остановилась вдруг собеседница и посмотрела на Машеньку чуть не гневно. - Я, например, хотела стать трактористкой, батька у меня тракторист. А оказалась швея - мотористка. Подумала - почти что трактористка; значит, меня не земля тянула, а весь этот стрекот, шпульки, гаечки. Но я и шила - то себе сама вон с таких лет.
Машеньке смешно стало глядеть на гневную подружку. Она погладила ее по плечу, взяла опять мягко под руку и продолжала слушать.
- Так вот, представь себе. Почти год Олька промаялась, и нашли мы все же выход. Видела, где стадион собирались строить, на горке прыгают дельтапланеристы? Как раз тогда они летать и начали. Кто их разведал, не помню. Ну, мы Оленьку за бочка, Николая сзади на веревочку, и потихоньку стали туда выгуливать. Николая для того, чтоб тамошних парней загораживать. Месяц, другой, дивчинка посвежела, головку набок сложит и приглядывается. Колька сам догадался наконец: А дайте полюбопытствовать, а позвольте слетать. Хлопцы оказались не жадные. Ой, хорошие хлопцы! - великанша швейница заулыбалась уже чему - то своему. - Протоптал Николай дорожку и в ихнюю секцию, в ДОСААФ.
Швейница победно топнула не очень миниатюрной ножкой.
- И все! Оленьку нашу не узнать. Теперь летает себе воробушком, с работы прямо на тренировку, в субботу - воскресенье на горку. На фабрике тоже как птичка: все спорится, все нравится. С Коленькой поженились, тюр - тюр - тюр, два голубочка, везде только рядышком, и за ручку.
И за домом успевает смотреть. А мы из - за нее план по спортивной работе выполнили! - вдруг завершила, разрумянившись, девушка и всей грудью вздохнула, даже пуговица на пальто расстегнулась.
Машенька поднялась на цыпочки, дотянулась и, заглянув в глаза как ребенок, чмокнула девушку в пушистую широкую щеку.
Они рассмеялись, благодарные друг другу и, вспомнив, побежали, зацокали каблучками обратно, к строящейся колонне, откуда бурчал созывающий мегафон.
В колонне все уже встали в ряды, нестройные и колышущиеся, вверх подняли было транспарант, он заиграл и захлопал от ветра. Тревога, разумеется, оказалась ложная, простояли в ожидании еще минут десять. Но потом ряды тронулись, медленно и подталкивая передних, выдвинулись на проспект. Машенька старалась идти рядом и попутно высматривала Мишку. Но он, забравши очевидно и Вадима, куда - то утек.
Переговорив через головы с Мариной, покивав, она приняла из рук в руки, как переходящее знамя, заскучавшую Ленку и, обогнав колонну швейфабрики, пошла не торопясь вперед. Ей следовало теперь отыскать Алену, пропавшего Михаила, и вообще послужить связующим звеном, - чтобы под конец празднества не потеряться.
Алену опять первой углядела Ленка. Хоть это было нетрудно: баритонистый профессиональный голос великой пионервожатой разливался над процессией за полкилометра. Пробираясь сквозь демонстрантов, Машенька все ждала услышать и свист бича. Ей Алена всегда представлялась среди стада шалопаев в обличьи дрессировщика. Но у Алены в руке оказался всего лишь остроконечный сигнальный флажок, то взлетавший, то реявший, описывавший круги, вроде сабли.
Предводительница юных ленинцев встретила их сокольим взором. Поведя лишь бровью, поставила бедную Ленку по стойке смирно, уверенным рявком прекратила шевеление в рядах. После этого расплылась и, как ни в чем не бывало, нежно обнялась с Машенькой. - Ну, Викторова, с праздничком тебя. Ух ты, зая! - это уже Ленке, сделав козу. - Ты моя маленькая, а где мамочка? Шестой "а", нарушаем строй! Варнаков, куда поскакал?! Чепоренко!!
- Ты зверь! - сказала Машенька, наблюдая Чепоренко - мелкую синеватого вида девочку, задумчиво выбредшую из масс, и после команды так же отрешенно возвращавшуюся обратно. - Тебе надо не младенцев, а лошадей укрощать.
Конечно, он пошутила. Младенцы, было известно, уважали Алену страстно и не ставили в грош. Галдящее воинство, шмыгая носами и пинаясь, начало, однако, принимать какую - то форму, создавая видимость послушания. Видимость было как раз то, что нужно Алене. Взаправдашнего послушания она терпеть не могла.
- Медведи! - заорала Алена, взметнув флажок. - Для сугреву на месте шагом марш!
Едва они успели перекинуться словом, возник Мишка. Внутри куртки у него позванивало.
- Девчонки, хотите квакнуть? - зашевелил он пазухой, ухмыляясь и подмигивая. - Не водка, нет. - Видно, у Машеньки сделалось надменное лицо. - Дамская радость, портвейн. Колбаска кружочками.
- Стой, раз, два! Кто сбежит - удавлю. Кириллов - старший. - Михаилу и Машеньке: - Ну, давай по - быстрому, три минутки у нас есть...
К одиннадцати утра тучки таки набежали, взялся даже накрапывать реденький дождь. Демонстрация шла к концу, предпоследние шеренги уже поравнялись с кумачовой трибуной; за ними в отдалении ползла гудящая линия уборочных машин. Репродукторы на Театральной площади заливались все так же громко, но марши сменились танцевальными мелодиями. Подмокшие летние прилавки с газировкой и пирожками, съеженные фотографы и, вершина технологии, водородный аппарат для надувания шаров долженствовали плавно перевести торжественную часть в гулянье. Машенька устроилась под козырьком "Детского Мира" и развлекалась тем, что наблюдала, как это не удается. Финиширующие одна за другой колонны перед зданием театра разбивались двумя потоками. Левое русло мимо цветочного базара к трамваям, правое к гастроному "Киев"; там же на боковой улице принимали по счету знамена и складывали в грузовики. Машеньке не было холодно: стараниями Мишки она вполне согрелась, даже не один раз. Была небольшая усталость, легкие толчки сердца, туманная неотягощающая грусть. Просто грусть раннего окончания праздника, завершения гама и шума, грусть репродукторного вальса в ветреный день под дождем. Ей не было мокро, так же, как не было мокро и парочке, молодому человеку и девушке, забежавшим к ней в соседи под козырек - теремок. Видно, тоже ждали кого - то. Они не были влюбленные, скорее бывшие одноклассники. "Вот бы и мне кого встретить", - помечтала Машенька.
И действительно, ждали. Тотчас к ним присоединились еще три девушки с влажным багровым букетом георгинов, только из ведра - с черенков капала вода. Молодежь беседовала, Машенька заслушалась их, не стесняясь. Молодежь? Ты - то, мать, старушка нашлась.
- Петро вчера мне письмо прислал! - заявляла самая юная и круглощекая девушка, востря розовый носик.
- Ах! Ох! Что? - не доверяли спутницы, перемигиваясь и переминаясь.
- То есть, получила вчера. Утром. - Круглощекая подогревала ожидание.
- Ну, Валька, как, чево?
Розовый носик не выдержал, пошел пересказывать. Почти слово в слово, читанное не один раз, задираясь и гордясь все больше. Машенька, позабыв о совести, слушала, едва только не заглядывая в личико круглощекой. О том, что Петро выиграл олимпиаду факультета по аналитической химии, что паролем для конкурса выбрал ее, носикино, бывшее школьное прозвище. Что вся группа получила премию - экскурсионную путевку в Азов. но темные злодеи с кафедры неорганики желают скушать Петро и дали клятву начать это прямо счас.
И что другие тяжкие и ужасные тучи проливают ежечасно над мужественным Петро свой град. Как - то грозные коллоквиумы, предательские похмелья, ощипанные кривоногие девицы, плетения и паутины которых он смело разрубает, с пламенеющим именем задранного носика в руке.
Вокруг слушательницы ахали и взвизгивали от зависти. Молодой человек порой тихонько бледнел, тогда просовывал голову и вопрошал что - нибудь умное. Вредная низенькая девушка с черным бархатным бантиком из озорства подначивала и вынуждала носик топорщиться и хмыкать.
- И сколько ето у Петро в группе мальчиков? А сколько девочек?
Носик смуглел, и все - таки врал, что не знает.
- А адрес, адрес, как написать - то? - впрыгивал молодой человек, собирая остатки оптимизма.
- На деканат! - добивали словечком круглые щечки. - Казачьеградский университет, химический факультет, улица такая, дом сякой (назван был верный адрес).
Молодой человек отплывал, уничтожаясь и съеживаясь.
Машенька даже обиделась, когда резвая стайка, наговорившись, легко снялась с места и упорхнула прочь. Во главе с ехидным бархатным бантиком и замыкаемая молодым человеком, роняющим кучки пепла с кудрявых волос. Стайка затерялась вдали, но навстречу ей показалась другая - Миша, Марина, Ленка, Алена, Гена, исполненный снов Вадим. Машенька вышла из - под укрытия, а перед тем открыла сумочку, вынула блокнотик и записала в него десяток слов своим аккуратным круглым мышкиным почерком.
