donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
НАХОДКА
Часть 5.
Как ни странно, невзирая на явную заумность предлагаемого им вида общественно-бесполезной деятельности, сторонники «аспеданто-идеи» в родном селе Счетовода нашлись. Ими оказались: две доярки из числа его тайных воздыхательниц, один тракторист, один скотник, местный спортивно-физкультурный организатор (?!) и даже милицейский участковый. Вообще-то, стремление отдельных граждан к группированию, сплочению и обобществлению – вопрос очень сложный и прямо-таки историко-психологически-философский… Что именно, какие истинно-внутренние чувства и насущно-душевные потребности заставляют их пропитываться насквозь чужеродными идеями? Что заставляет их, порой отрекаясь от своей богом данной индивидуальности, сбиваться в коллективно-политические стада и отары, становясь при этом насквозь слепыми, наотмашь лишенными здравого смысла рабами своих хитроумных вождей; послушными пешками для сложно-королевских гамбитов на разномастно-шахматной (где цвет каждой клеточки – цвет знамени вымышленной игро-доктрины) доске, готовыми в любой момент стать «жертвой» фигурного размена для беспроигрышной, многоходовой партии-комбинации, задуманной очередным «Великим Гроссмейстером»? Вероятно, виной тому, все тот же азартный «интерес», все та же, в глубинке души, наивно-корыстная вера в небывало-расчудесное чудо: существование для каждой пешки теоретического шанса - пролезть в большие "ферзи"!
В случае «вновь обращенных» аспедантов из деревенского кружка Счетовода, тоже нашли свое отражение аналогично-задушевные амбиции: каждая из доярок членство свое в кружке рассматривала как повод для развития более теплых отношений с холостым его руководителем; дальновидный физорг (бог ему судья!), с учетом процессов «Перекройки», почему-то видел в изучении нового языка способ дальнейшего продвижения «по физноменклатуре»; участковому - просто надоело в одиночку «пить горькую». Что касается тракториста и скотника, то, ввиду их туманно-неясного менталитета, истинные причины вступления в «аспеданты» остались для окружающих сельчан полным ребусом-загадкой. Просто пошли и все! По-видимому, в их жизни подоспел тот решающий момент, когда все - и совершенно непонятно почему – спешно выковыривают из мостовой тяжело-твердокаменный булыжник пролетариата…
За год своего существования сельский кружок, как было принято тогда говорить, добился определенных успехов. Все без исключения «члены» шпарили на аспеданто как на родном; вечерами вели бесконечные диспуты и мечтали, когда же на мир снизойдет благодатная аспеданто-революция, после которой народы земного шара, как гости на деревенской свадьбе, заживут весело и абсолютно припеваючи. Председатель сельхозфермы, человек сурово-союзной закваски, вначале относился к кружку с некоторой опаской и подозрением: кто ж его знает, до чего они там на этом нечеловеческом языке договорятся? Но после того, как доярки значительно повысили удои в закрепленном за ними молочном стаде, участковый раскрыл три подряд крупные кражи зрелых помидоров с «закрепленных» полей, а тракторист со скотником перестали до умопомрачения напиваться и дебоширить – все это физорг-аспедант с большой помпой, как пример новых прогрессивных форм спортивно-общественных отношений, собственноручно накатал в пространной статье, напечатанной в межрайонной газете «Газогенератор Перекройки» - председатель успокоился и, во всяком случае, перестал на идейного организатора и вдохновителя местно-аспедантских побед, Счетовода, исподлобья коситься. А последний - за это время еще краше расцвел и внутренне преобразился. На работу он теперь летал, как на крыльях;
старался нагружать себя там побольше, чтобы день быстрее истек; – и опять бегом домой, чтобы вечером, в кругу своих единомышленников, в полной мере насладиться плавно льющейся из его косноязычного рта непривычно-мажорной, филигранно-синтетической речью и цветущей вокруг покойно-блаженной атмосферой всеобщего (в семь деревенских человек) контакто-взаимопонимания. Кроме того, у Счетовода с некоторых пор в мыслях появилась подлинная глобально-широкомасштабность – как следствие проводимой им интенсивно-просветительской переписки. Сначала это был слабо-эпистолярный контакт с кое-где возрождавшимися последователями аспеданто в границах сурово-спортивных республик, а потом – набравшись духу и зажмурив глаза! – с уже дико-западными собратьями. Адрес «Всемирного Центра Аспедантов» прислал ему по почте один древний старичок, «оттянувший» за духовную близость с чуждо-идейным лордом «двадцаточку» в физкультурно-исправительных лагерях, но прижизненно "Перекройкой" реабилитированный и прославившийся в рядах союзно-сокамерников тем, что с блеском перевел губительный для собственной карьеры аспеданто на азбуку «тюремного телеграфа»…
Не вдаваясь в подробности, следует признать, что тернистый путь злополучной «Перекройки» и ее бесславный конец Счетовод перенес мужественно, еще больше сплотив ряды своего аспеданто-кружка. Свалившиеся на голову союзный развало-раздел и вышеупомянутые «нижнегородские страданья» лишь закалили его организм, укрепили и отточили веру в истинность-праведность курса лорд-Аспедовских идей. Все это время он много думал и подолгу размышлял (заметьте, на «аспеданто»!), и в первую очередь – над архисложно-духовной проблемой полного отсутствия в нижнегородском обществе хоть сколь-нибудь великой национальной идеи; пытался найти круго-порочные корни данно-прискорбного явления, делая краткие экскурсы в глубины древней – и не совсем – многострадально-нижнегородской истории…
И на всех виражах данной пространственно-временной производной неизменно, лоб в лоб, сталкивался с аналогично-бабилонской проблемой.
Дело в том, что, положа руку на сердце, можно было прямо признать: из всех вновь образованных «демократий», именно Нижнегородской больше всех с родным языком не повезло…
Да простят скрупулезно-въедливые историки дилетантскую кратко-лапидарность изложения сути данно-глубочайшей проблемы! Нет смысла начинать с динозавров и голозадых обезьяно-предков, с диким гиканьем носившихся по прериям и пампасам некогда экологически-чистой, а ныне заселенной представителями двух славных народов (верхне- и нижнегородцами) территории. Просто стоит за точку отсчета взять то время, когда были они еще слиты-сцементированы в одном роду-племени и по имени крепких стен и башен, вмещающих и защищающих их, называли себя «древнегородцами». Общались соплеменники между собой, естественно, на едино-древнегородском языке и неплохо, при этом, как гласит летопись, друг друга понимали. Но то ли территория была невезучей, то ли город был чересчур славным и богатым, – постоянно сюда, как тучи ненасытной саранчи, слетались ордами тупо-жестокие дикари, любители чужого добра и легкой наживы, принося с собой кровь, смерть, слезы и страдания! Так продолжалось очень долго… Настолько, что определенной части древнегородцев подобно-динамичный образ их жизни – бессонно-ночные дежурства-бдения на крепостных стенах с луком-копьем в руках, резка-рубка мечом вражеских голов с пятидесяти процентной возможностью потери своей собственной, постоянные расходы на похороны своих родных и близких, а также выплаты в городскую казну все новых видов налогов на бесконечные ремонтно-восстановительные работы крепостных зданий и сооружений – порядком опротивел-надоел. Словом, по инициативе наиболее мобильного ядра молодого сообщества, из Древнего Города состоялся частично-великий и многочисленно-переселенческий исход. «Отщепенцы» двинули вверх по могучей реке, в тьму-блошиную область, в надежде затеряться среди обильных болот и непроходимых чащоб, чуть-чуть от непрошено-диких гостей оклематься и начать новое городское строительство.
И расчеты их оправдались: на новом месте кони завоевателей тонули в болотах, из тьмы лесов на них набрасывались дикие, жадные до сырого мяса звери, а потом вдруг неожиданно появлялись фигуры местных партизан и осыпали недожеванно-захватчиков неприятным градом каленых копий-стрел. В итоге, пришлось им на это дело плюнуть и, несолоно хлебавши, убираться восвояси в свои отдаленно-знойные края.
Чуть позже, новыми хозяевами пустынных мест, было заложено крупное поселение, получившее название «Верхнего Города»…
Древний же Город, с оставшейся в нем частью населения, был взят вредными дикарями в жуткий полон, и после продолжительных пожаров, а также оргий-грабежей от него, что говорится, «камня на камне» не осталось. Львиную долю горожан угнали в далекие пустынно-песчаные края, где следы их, во тьме веков, полностью затерялись. Те же, кому удалось унести ноги, переместились строго вниз по реке, где довольно продолжительное время скрывались от дикарей, ведя неоседланно-кочевой образ жизни. По прошествии нескольких веков, как это часто бывает со всяко-забияками, от могущества дикарей ничего не осталось, - да и саму их варварскую орду время стерло до основания в зыбко-текущий меж пальцами желтый песок.
Почуяв свободу, потомки древнегородцев на родное пепелище все-таки решили не возвращаться, а на берегах благодатного моря основали свой новый оборонно-торговый центр, назвав его «Городом» – само собой - «Нижним».
И далее развитие двух бывших единоутробных племен, происходило, до некоторого сугубо исторического момента, чисто – и можно сказать – абсолютно параллельно…
Конечно, заявить, что отныне и навсегда дела у поредевшего нижнегородского племени пошли очень хорошо, - значит сильно погрешить против истины. Хоть и место было неплохим, и народ был не без рук, да еще спокойным, певуче-ласковым и добрым, да вот, как назло, не везло ему в полной мере с соседями. Особенно, с одного близлежащего боку…
И если подумать хорошо, то и народишко был так себе - невелик, и чтобы чем-то особым выделялся-себя-прославил – тоже так, не очень. Разве что гонором непомерным: чуть ли не оплотом цивилизации себя считал! Да и величали себя почему-то - «Печью Распалитой». Соответственно, тамошнее население у них «печняками» именовалось. Ну добро б еще, сидели они там, у «печей» домашних - разжигали, распаляли, растапливали, - так нет, взяли моду на безропотных соседей своих, нижнегородцев, размахивая сабельками «наезжать», чужим хребтом нажитые добро-пожитки отнимать, земле-территории порабощать-захватывать.
В общем, опять к нижнегородцам – и опять надолго – смута-разруха приступила, верхом на чужих конях прискакала…
Эпоху эту они, опять же, по-разному переживали, по-разному к печнякам-захватчикам особо-лично относились. Одни, наиболее мирные, на своих полях-огородах, под надзором печняков-управителей, силос-овес и другую пищевую продукцию для армии поработителей заготавливали; другие - наиболее свободолюбивые – косы-вилы похватав, «в партизаны» уходили, в диких степях свои свободно-экономические зоны-поселения организовывали. Ну, естественно, при этом на всех уровнях – подпольно и открыто – вольно-освободительная борьба велась; на всех уровнях печняки с нижнегородцами друг другу глотки-животы резали. Но за печняками, хоть и средневековый, но Дикий Запад прочно стоял: всячески армию захватчиков военно-стратегически поощрял-подбадривал. В общем, прижали они нижнегородцев совсем было к стенке – да так, что речь не то что о рабски-подневольном труде шла, а уж о полном геноциде-уничтожении горе-народа вопрос встал-поднялся!
И тут закряхтев от возмущения, из своих чащоб на поле битвы верхнегородский брат вылез. В общем, чащоб-то глухих совсем уж и не было. После «исхода» верхнегородцы времечко даром никак не теряли и путь свой тернистый (а всякое там у них случалось - и врагам внешние их морды «чистить» пришлось, пинками со своего жизненного пространства выбрасывать, и междоусобные смуты-бунты усмирять), в целом, достойно прошли: много народу понародили, царство большое из него сколотили, да и силенок военно-потенциальных прилично собрали-поднакопили.
Печняки, как персонаж известной басни «Авоська» на медведя, тявкнуть, было, попробовали, но верхнегородские союзнички хорошего щелчка им в лоб отпустили: словно ушатом холодной воды Печь Распалито-окаянную, с ног до головы, окатили-остудили; босиком-в-подштанниках, безлошадных, восвояси отправили…
С той поры длань протектората Царства Верхнегородского над обиженными сородичами надежно простиралась - мелкие наскоки печняков строго-настрого в копья-штыки встречались. Только малая часть земель с нижнегородцами в захвате-плену у Печи Распалитой осталась. Не смогли тогда союзники ее отвоевать-отбить: Дикий Запад пока сильней оставался…
А разруха от печняков не только материально-крестьянское хозяйство нижнегородцев подорвала – чистый древнегородский язык неродными словечками-оборотами совсем засорила-забила! И отсюда, стали два братских племени как бы на двух разных языках говорить. Правда, понять друг друга можно было, но тут, как всегда, в нормальное положение вещей извечно-человеческие амбиции вмешались. Одни не хотели нижнегородское «наречие» за полноценный язык считать – даже «вульгарным» его находили! - другие, напротив, только его истинно-древнегородским и считали. В общем, на базе этих разногласий сначала клички всякие презрительно-уничижительные (типа «верхняки»» и, соответственно, «нижняки») пошли, а потом - целые политические партии и брожения умов – вплоть до «пятой колонны» по разрыву военно-политического союза с Царством Верхнегородским - появились. Им казалось, что лучше политику «двух стульев» соблюдать, как щепка в проруби меж двух государство-соседей на геополитическом пространстве болтаться…
А один оппозиционно-выдающийся деятель – Ерусланом Понтеррой его величали, – так тот прямо на шантаж-измену пошел, дико-западные войска в нижнегородские земли пригласил-вызвал. Разгромить-то эти полчища разгромили, но после мятежа Царь Верхнегородский бывший союзо-протекторат недействительным объявил, а земли нижнегородские, вместе с пребывающим на них населением, к царству своему прикроил-прирезал. И с тех пор на карте мира новая большая империя появилась. Недосокрушенные же последователи коварного Еруслана – их сермяжный народ «понтерровцами» прозвал – по углам затаились-попрятались, и оттуда потом несколько веков исподтишка «национально-нижнегородский вопрос» собой мутили; хотя, конечно, периодически в сети бдительных спецслужб попадались и - куда никто телят не догонял - на отсидочку, пешим ходом-в повозках, транспортировались…
А в спортивно-союзные времена, в результате кроваво-политических усилий, еще один передел мира состоялся, но уже, казалось бы, в благоприятную для нижнегородцев сторону: отобрали окончательно у печняков исторически-оккупированную территорию, кровных братиков с их имуществом к Нижегородской Спортивноразвитой Республике присоединили. Печь Распалитая, после данно-печального для нее факта, надолго зашипела-затихла и - можно прямо сказать – почти что угасла…
Но вот что удивительно! Вроде как и чаяния угнетенно-исторические сбылись, и все, наконец-то, нижнегородцы в одну семью объединились; и республиканско-территориальную площадь неплохую в Союзе под себя подмяли: «великомасштабный брат» им, сдуру, еще и пару своих Чурильских островов подарил! Так нет, - по прошествии недолгого времени, «вновь присоединенным» совсем скучно без привычной вольно-освободительной борьбы стало. А может быть, не понравилось им, что в могучем Союзе «верхняки», в силу народо-массовости своей, как-то негласно доминировали, и все союзные дела-вопросы, в основном, на их языке думались-решались. И опять «понтерровцы» за свои старые привычки взялись, и опять, вместо того, чтобы сеять-пахать да в новой отчизне впечатляюще-физкультурные рекорды устанавливать, - со своими пулеметами, неспортивно, «в партизаны» пошли-записались…
Вожди-начальники любых категорий, а тем более, сурово-союзные, слабенько такие коварство-нелюбовь поощряют. Тут же было принято решение «заблудших овечек» остепенить, причем, в выборе танко-спецсредств - совершенно не стесняться! Завязался локально-вразумительный конфликт: с мото-погонями, группо-перестрелками, обоюдовредными наскоками на мирных граждан-пахарей и всяко прочими военно-тактическими хитро-пакостями. Но у «понтерро-партизан» психико-менталитет, все-таки, необученно-мирную почву под собой составлял: подустали они в неблагоприятно-климатических условиях по сырым каменоломням-землянкам скрываться, несвеже-холодную пищу распухшими от цинги деснами глодать, мокро-босиком от ревматизма по трясино-болотам бегать-скрываться. А тут еще - бое-патроны закончились, машино-пулеметы сильно ржаветь стали…
В общем, усталость сменилась самоапатией, а самоапатия – разгромо-капитуляцией. Те, кто на Дикий Запад рвануть не смог и в плен сдались, длительносрочному физкульт-перевоспитанию в последствии подвергались. Те же, кому удалось фальшивые папиро-документы раздобыть, надолго в толпе-массе людской затерялись-запрятались – и не слышно, и не видно их стало. Только детей-внуков они все равно исподтишка в духе ярой «понтерровщины» воспитывали, достойных наследников «Великого Еруслана» на своих идейных гено-полях засевали-выращивали…
Но с той поры в Союзе, как-то все сразу - и не вполне справедливо – с настороженностью к нижнегородцам вообще относиться стали; а любовь их к родному языку, почему-то, – с махровым «понтерро-сепаратизмом» сравнивать-отождествлять…
Ну а уж в «перекроечные»-то времена джина из бутылки и подвыпустили: вместе со свободой - языкам всех союзных племен развиваться, - на политарену страны повсеместно, сизыми дымками из своих тайных емкостей, фигуры вот таких вот «понтерровцев» повылазили-попросачивались. И опять повсеместно, болтовня-демагогия их громко зазвучала, и опять на заборах их вредные призывы: «физкультурно-спортивный режим - национально-языковым сменить!» – повсеместно замелькали…
Но союзным вождям – а они уж в духовно-волевом плане совсем дряхлыми стали - не до этих куриных наскоков и мышиной возни было: самогонно-сориентированная экономика под ударами нового кризиса как карточный домик рушилась; на физкультуру и высоко-олимпийские идеалы всем уже и так наплевать было; никто работать не хотел, все морально разлагались – бастовали да на митингах всякую чушь орали. А может, просто время такое – сумасшедшего безумия - пришло?
Ну а что дальше было – повторяться не надо – всем известно, и Счетоводу в том числе…
Самопроизвольным-то развалом Союза «понтерровцы» – а также их разноплеменные «собратья» из других бывшеспортивных республик – распорядились по своему: взяли да нагло присвоили себе какую-то фиктивную над павшим режимом победу! Ну, то есть, быстренько на всех зданиях, где раньше физноменклатура сидела, свои «понтерровские» флаги-«третьколоры» развешали, и своими победно-крикливыми прокламациями все заборы облепили. А потом еще и на митингах никому слова сказать не давали: только себя в грудь кулаками лупили, только себя истинными ура-патриотами на вечные времена объявляли – естественно, на чистейшем нижнегородском наречии. И народу-то – от радости очумевшему - солидно объявили, что отныне коренная нация в Новой Демократии теперь одна – «нижняя», а государственно-родной язык у всех отныне тоже один – «нижнегородский»…
С точки зрения идеально-исторической справедливости, может оно и верно было; только вот в реальной постсоюзно-совместной жизни один маленький нюансик присутствовал: очень сильно «верхняки», в результате разных там общестроительных и физкульт-созидательных дел-проектов, по территории Союза размигрировались-распространились; на всех необъятных его просторах корни свои глубокие пустили. В одной Новой Демократии их почти на треть живого населения насобиралось; а про настырный язык их – верхнегородский – и говорить было нечего. Все нижнегородцы на нем как на родном отродясь шпарили! А теперь, получалось, что многомассовые «нижнегородские верхнегородцы» автоматически в ряды заурядного нацменьшинства попадали: из бывше-первого - сразу в неуважаемо-третий разряд вниз переходили. Ну, обиды обидами, а жить-то надо…Куда ж денешься: кто тебя там, на большой родине – Верхнегородской Федерации, – в таком многомиллионном составе с хлебом-солью, жильем да работой ждет-встречает? У них там самих жутко-экономические трудности - с лично-собственными гражданами денег-времени разобраться нет. Потому, стиснув челюсти, «нижнегородские верхняки», в силу мирного своего характера, этно-базары с последующими перестрелками решили не затевать; язык свой между зубами на неопределенно-историческое время прикусить; речи все на жизненные пространства приусадебных участков и кухонь перенести; а на улицах, в общественном транспорте и очередях лучше помалкивать - дать возможность нижнегородски-коренным всласть на своем суверенно-родном разболтаться-разбаловаться…
Про великую нижнегородскую национально-задушевную эйфорию уже в данном повествовании излагалось (тем, кто забыл - можно на сотню строчек вверх вернуться), и итоги ее - также хорошо известны. Дополнить надо одно: и Премьер-Магнат свои аферы на чистейше-нижнегородском языке (по новодемократической конституции в государственные мужи без его знания – близко не принимали!) замышлял-загадывал; и расплодившиеся несметно чиновники на нем изъяснялись; и все рухнувше-экономические рецепто-доктрины, опять же, лишь на нем языково народу были прописаны. А вот книжек на «ново-родном» - даже в сравнении со старо-союзными временами - все меньше печаталось; да учебников школьных все больше в Демократии не хватало. Зато по телевизору день и ночь «пропонтерровскую» пропаганду гнали, про большие успехи в грандиозном строительстве независимого государства басенки рассказывали. Но народу-то что – у многих уже электросчетчики за долги в опечатке-отключке были; многие в потемках у самогонных печурок в безэкранно-голубых кухнях зябко поеживались: каждый на особом языке о своих бедах-горестях думал-разговаривал; и был то единый для всех язык - оскудения-нужды…
Вот так, думая и размышляя над данно-этническими несуразицами нынешне-нижнегородского жития, Счетовод и пришел окончательно к выводу, что первоисточник всех бед-поражений - неприродно-приобретенная исковерканность нижнегородского языка и, на его основе, – вывихнуто-деформированность всего нижнегородского психико-менталитета. Конечно, в принципе, можно было то же самое и о верхнегородском сказать: и тот не был идеальным в отношении их общего праотца – первоязыка из Древнего Города. Но, как тут ни крути, получалось, что у «верхняков» все: и родная речь, и менталитет - удачней исковерканы были… И в войнах они все время побеждали, и государство свое могучее построили-отстояли, да и в мире их язык с большим уважением изучался-использовался. Ну а с другой стороны, заик-нись сейчас о том, чтобы его опять «госдержавным» сделать – так, глядишь, потом и перестрелок не оберешься : дюже национально-вольнолюбивые снова «в партизаны» убегут-подадутся!
Сложная, конечно, была ситуация, и разрешить, по мнению Счетовода, ее можно было только в соответствии со священным принципом: сначала – «СЛОВО», а потом уже – «дело». И то, что зарождающаяся новая нация должна произнести это «СЛОВО» на абсолютно нейтральном, политически-незатертом и менталитетно-несдеформированном языке, для Счетовода было ясно как божий день. Только новый язык мог раздрайно-разношерстное нижнегородское общество собою, как цементом, склеить-сконсолидировать! Ну а на язык тот, несомненно, только его «аспеданто» и мог претендовать!
В данном пункте своих судьбоносных размышлений Счетовод, бесспорно, слегка покривил душой: ведь единым языком для решения великой цели вполне мог бы стать и порядком позабытый всеми праотец-древнегородский. Но тогда б ему, Счетоводу, лично принять участие, а тем более, возглавить новое всенародное псевдодвижение, абсолютно не светило - не стоит забывать, что лишь аспеданто идеально подходил для его дефективно-луженой глотки. И он просто нутром своим почуял-ощутил: настал-таки звездный час лорд-Аспедовских идей, его математически-синтезированного порождения, а заодно – прицепом с ними – и головокружительной высоты миг фортуны для него самого, Счетовода!
Ну, а события в туманной Новой Демократии разворачивались как нельзя удачнее…
К тому времени идея нацстроительства яыково-независимого государства – стараниями чьих-то злых, а может быть, тупо-дебильных умов - была уж опошлена бесповоротно и окончательно: все без исключения отмечали, что от нее на версту недостроенным фундаментом физкульт-светлого будущего тухло пахнет! Отдельно-слезные плач-оправдания И.О.Премьера в том, что, дескать, от данного строительства никто из населения конкретно-физически не пострадал; что общество, в целом, идет по стабильной полосе гражданского мира и согласия – никто из сумрачно-соотечественников почти не замечал и, прямо-таки, мимо ушей равнодушно пропускал-игнорировал. Хотя, объективности ради, можно было признать, что последний тезис был довольно таки справедливым…
И действительно - в стране бок о бок мирно сосуществовали и даже тесно меж собой дружили: власти – с оппозицией, бюджет – с дефицитом, нацкупюры – с инфляцией, чиновники – с прочно-талерной валютой, воры-бандиты – с полицией; нижнегородский же народ - с постоянно-невыплатой пенсий-зарплат и других пособий, с урезанным до нельзя пищерационом, а также с каждодневно-стрессами от полной неуверенности в завтрашне-грядущем человеко-дне!
Короче говоря, у простого обывателя, от всей этой бодяги, жутко зубостиснутой жизнь стала, жутко весь составо-Кабмин – и И.О.Премьер, в частности, – уши-глаза намозолил-отъел. И потому страстно, из последних морально-физических сил, гражданин новой фигуры в кресле вождя возжаждал, страстно свеже-новых реформо-доктрин захотел. А тут как раз и очередные выборы Премьера Нижнегородской Демократии подоспели…
И в этот момент Счетовод, распираемый как метеорологический зонд летучими газами своей душевно-глобальностью и аспеданто-ментальностью, уже над предвыборной программой в поте лице корпел.
Основой для концептуальных подходов в видении возможно-премьерских перспектив для него послужили три следующих, потом-кровью приобретенных и потому глубокожизненно-философских, умо-взглядо-заключения:
- главной двигательной силой любого вида иррационально-земной (а именно к ней Счетовод относил политику) деятельности служат элементарная человеческая глупость и прочно связанные с ней умственно-индивидуально-пошлые фантазии-заблуждения;
- чего бы человек ни делал, все делается неправильно;
- с данной точки зрения, делать можно абсолютно ВСЕ!
Вот в соответствии с вышеизложенными «счетовод-предвыборными» принципами, после многократного черкания-редактирования, «премьер-кандидат-программа» в кратком изложении гласила:
- из-за полного крахо-нежизнеспособности курса ныне-исполнительной власти, в Новой Демократии настоятельно необходима смена ключевой фигуры Премьер-Министра;
- ново-премьерская фигура в обязательном порядке должна принести с собой такую же абсолютно свеже-новую концепцию развития нации-страны на необозримо-долгосрочный временной период, а также обеспечить кадровый подбор членов «команды», способной самоотверженно воплотить ее в непродвинутую повседневно-общечеловеческую жизнь;
- такой фигурой считает себя сам Кандидат-Премьер, поскольку только он в состоянии предложить революционно-эволюционную модель создания процветающей, единоговорящей и единомыслящей, новодемократически-независимой нации, на основе повсеместного устранения деформаций в несправедливо-исторической вывихнутости психоментальной индивидуальности каждо-конкретного обывателе-гражданина;
- судьбоносно-психологическое исправление «вывихнуто-деформированных» сограждан будет происходить на базе кратчайшего внедрения и полнейшего освоения новоединого синтетически-математического госдержавного языка – «аспеданто»;
- поскольку Премьер-Кандидат является конкретно-приверженцем чисто-западно-человеческих и дико-демократических абсолютно-ценностей, решение о назначении нового госязыка должно быть принято только после широчайшего обсуждения данного вопроса на всенародно-внеочередном плебисцито-референдуме;
- в случае положительного принятия решения по данно-судьбоносному вопросу, нижнегородскому сообществу, за счет государства, гарантируется культурно-аспедантское образование в вечерних кружках и воскресных школах с широко-бесплатной раздачей учебников; уже в настоящее время получено согласие «Всемирного Центра Аспедантов» оказать в этом деле новому правительству полнейшую морально-организационную и финансово-психологическую поддержку;
- после поголовного исправления менталитета, всем гражданам Нижнегородской Новой Демократии гарантируется мощный материально-экономический подъемо-расцвет, поскольку ранее искаженный – в глазах Дико-Западного общества – образ нации сразу приобретет цивилизованно-обструганные формы и перестанет быть порочным пугало-барьером для миллиардно-иностранных займо-инвестиций;
- уже в ближайшей перспективе, так сказать, еще во время «перелетного» периода, в страну ожидается большой наплыв многоталерных капиталовложений от готовых пожертвовать ими представителей братски-аспедансткой «диаспоры», щедро-широко разбросанной по глобально-необозримому земному шару…
