donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
НАХОДКА
Часть 12.
Ведь в этом-то весь хитрый расчет околотково-замминистра и заключался! Он, как только про «Напольный» коньячок услышал, так за него, как за единственную свою соломинку, ухватился. Кому ж еще, как ни ему, уже вкусившему плодов от сладенького термина «элита», о свойствах коньяка – столетней выдержки – не знать! Он в крокодиловом портфеле всегда его бутылочку с собой таскал. Поэтому и пищу травить не стали – на фига ж посредством отравленных заложников международный скандал-то устраивать! Он ведь целиком на душе-родственный менталитет Иван-Васильича верную ставку сделал: потому как тот - в обязательном порядке! - три раза по «сто грамм» опрокинуть должен был… А уж что после этого с индивидом делается, замминистра на своем лично-богатом опыте испытал: полный отруб – без вопросов! «Тепленьким», как говорится, террориста и безо всякой стрельбы запросто можно будет взять!
А опасный террорист Иван-Васильич тихонечко спал, уронив седую, неряшливо обросшую давно не стрижеными остатками волос голову на грудь. «Кулачников», сам по себе, вольно на пол сполз и, неудачно зацепившись по пути за что-то, уронил в сторону рожок «магазина», сразу щедро открывшего свою пустопорожнюю «патронность» для вредно-постороннего взгляда.
Первым данное безобразие водитель заметил и даже, от удивления, опешил: «Во, мужичок дает! Сколько всех за нос водил!» Но все-таки - для надежности - Иван-Васильича слегка потряс, а потом еще, на всякий случай, даже штаны его ощупал; но то, что ему там под руку попалось, упругие ребристо-металлические гранаты - по ощущениям - весьма отдаленно напоминало, а динамит – так и подавно! Ну, ясно-дело, возраст-то у мужика - не тот!
Приложив палец к губам – дескать, тишина! – он осторожно дверцу автобуса приоткрыл и знаком поманил застывших аспедантов к выходу: уматывайте! Но аспеданты, как заведенные, опять свои видеокамеры повытащили: Иван-Васильича на память, спящего с «пэпэка», «запечатлевать» начали; а потом уж, на цыпочках, из автобуса выползли, сам автобус - еще раз – «записали» - и, нестройной стайкой, в здание горпрефектуры со всех ног сыпанули…
Один водитель у автобуса некоторое время крутился: и из любопытства, и, вообще, хозяйственный был такой: занавески новые на окошки жена недавно пошила, а потом - совсем недавно - чехлы хорошие на кресла от завгара получил…
Глядя из окошка кабинета горперфекта в мощнейший бинокль (больше так, «для понту» – и невооруженным глазом хорошо все было видно) на происходящее, гордый своей уникально-проницательностью околотковый-замминистр уже, давясь слюной, обильно предвкушал, как персонально сам, без всякой там спецгруппы, войдет в автобус и один в бараний рог, с наручниками наготове, повяжет-скрутит беспомощного террориста; еще немножечко секунд, и он суровым голосом произнесет команду на отмену штурма. Пусть «резкие» парнишки в своих бронемобилях отдыхают – считай, все «листики лавровые» из данной каши достанутся ему! Премьер-то-Счетовод - ведь парень в доску свой; наверно, сразу же его в министры полные произведет! А там другие - новые! - кораллово-заманчивые горизонты от перспективы роста в полнеба раскрываются…
Расправив плечи и наполнив кислородом грудь, «околотковый», перед финальным выходом на героическую сцену, решил немного перед этим освежиться. Тут взгляд его упал на скромненько стоящую на подоконнике, в углу, слегка початую бутылку напитка с этикеткой «Сипи-Коло». И чисто машинально – видать, сработала годами въевшаяся в подсознание напитка этого реклама – схватил ее и произвел один, но крупного калибра, глоток, обильно-щедро оросивший нежной влагой, осушенные многотрудным ожиданьем, язык и небо – в общем, рот и горло.
Но сразу вслед за этим, к полнейше-ужасу вокруг собравшихся, зачем-то хрюкнув, храбрый замминистра, как манекен для отработки боевых приемов - после удачного броска спортсмена! - приподняв облачко дорожной пыли, скопившееся от ботинок посетителей в ковровом горпрефектовском паласе, вписался носом, как говорят в народе, «прямо на пол»!
А следом, поняв-оценив трагизм случившегося - и кто в нем виноват! - улегся рядом, перестал вообще (на время клинико-реанимационного периода) дышать все тот же горпефект…
Событие сие и стало последнейшим звеном в цепи его нелепейше-дремучих оргошибок в течение единственного, но навсегда запомнившегося, истошно-сумасшедшейшего дня…
Большой - до этого – любитель над безответными коллегами немного подшутить, префект всегда держал в бутылке «Сипи-Коло» «напиток», выгнанный на том же спиртзаводе – само собой, по спецзаказу - под кодовым названьем «Сногсшибач». Частенечко при дружеских застольях, он выбирал себе, под тайный хохот приближенных, «жертву» – из тех, кто о бутылочке еще не ведал – и добродушно предлагал чего-нибудь «запить», услужливо ее подсунув.
Довольные произведенным «спецэффектом», присутствующие подхалимы, весьма торжественно и с помпой, устраивали «вынос тела», стараясь сделать так, чтобы последующее пробуждение состоялось в - как можно более для жертвы – головоломно-непривычном месте! Все находили это остроумным, и долго каждый случай обсуждали – в курилках на рабочем месте – смакуя самые удачные моменты…
Зачем вреднющая судьба устроила сей милый трюк с околотковым-замминистра, известно только ей одной. Возможно, она нашла забавным, на деле применить народно-поговорку: «не рой другому яму…» - и далее по тексту. Ну, не важно! В любом исходном случае, злосчастный замминистра, к священно-ужасу собравшихся, уже ни «ффаасс», тем паче ни «ааттаасс» – и ничего попутного другого конкретно из себя уж выдавить не мог. И это жутко привело в полнейше-замешательство, не ведавших - что ж там творится в кабинете несчастного слюнтяя-горпрефекта!? - строжайше соблюдающих засадную секретность «хозаровских» спец-штурм-парней…
А сам отважный командир спецгруппы, с зубовным скрежетом, через прозрачно-оптику новейше-штурмового автомата, с текущими от напряжения слезами, следил за всем происходящим у автобуса и толком ни черта не мог понять: где же этот долбаный руководитель операции - замминистра - и где же, в гроб, его команды?!
И только в тот момент, когда раскосо-аспеданты помчались к входу в префектуру, до потрясенного Петра-Хозара вконец дошло: их предали! Он сразу понял всю широкомасштабность террористического заговора, и кто стоит в его главе: конечно ж «верхняки»! Недаром личность-морда слюнтяя-горпрефекта ему так сразу не понравилась: ведь явно же из бывших «верхняков»!
И действуют они с тем дедуганом-террористом заодно… Наверное, сейчас там в префектуре и замминистра тоже в заложники захватили или – страшно подумать – вообще насмерть «засушили!» И теперь заложников-аспедантов в здание префектуры перегоняют: ну чтобы всех захваченных в одном месте сконцентрировать-содержать! Легче ж Премьера теперь за горло во время переговоров придушить! А командный пункт управления у них явно в автобусе! И дедуган – точно главный. Сейчас тоже из автобуса в префектуру перебежит – и считай, все пропало! Может у них там «верхняковская» самогонно-термоядерная боеголовка припрятана! А если так – пропало независимо-родное государство! Политики – они тоже слюнтяи, опять из страха в Союз с «верхняками» объединятся! А те, подлюги, точно его – Хозара – родную провинцию назад печнякам, во взаимообмен по генетически-мутированной кукрузе, как пить дать, вероломно отдадут! И тогда многовековую вольно-освободительную борьбу - опять начинай сначала!
Ну этого уж бесстрашный командир группы аэромобильного спецотряда сверхбыстрого антитеррористического реагирования Петр-Хозар-Крутигайка стерпеть не мог. Мать-батьковщина, казалось, вплотную приблизила к нему свое старо-морщинистое, истощенно-голодное, прохладно-озябшее, давно в теплой ванне не мытое лицо и, едва дыша, прошептала: «Петя, сынок, я – в опасности! Принимай огонь на себя…»
И он - принял! Напрягая в этот решительный момент все свои непродвинуто-умственные способности, он, как ныряльщик перед прыжком с двадцатиметровой вышки, сгруппировался в один налитый ртутно-упругой силой комок и, что есть силы, по аппаратуре внутренней связи, впервые на ново-державном языке – почти что без акцента! - отчаянно прокричал: «ФФААСС!»…
Застоявшиеся в томительном ожидании бронемобили, от нетерпеливо вдавленных до упора ногами механико-водителей педалей газа, с ревов прыгнули вперед и, пожирая с бешеной скоростью жалкие десятки отделяющих от автобуса метров, помчались - на штурм!!!
Когда автобусный водитель услышал рев моторов и, оглянувшись, узрел на всех парах несущуюся бронекавалькаду, с сидящими верхом, разряженными в спецэкипировку да плюс оружие на изготовку, готовыми на все головорезами, то у него - наверно, в «пятой точке» - возникло сильное «шестое чувство», что непосредственно сейчас кого-то будут бить, душить, стрелять и резать. Поэтому, со страху бросясь врассыпную и шлепнувшись, споткнувшись обо что-то, навзничь, в каком-то диком и жлобовски-неосознанном порыве он, совсем уже не к месту, но громко на всю площадь заорал: «Не стреляйте, подлюги! Машину угробите!»
А в этот момент все спецпарни, по знако-жесту лидера-Хозара, одновременно нажали на спусковые крючки автоматов. Раздался дробный грохот, через мгновение смешавшийся со звоном разнесенных на осколки стекол и глухо-баночно-консервным звуком от продырявленного насквозь автобусного корпуса- обивки…
А для Хозара этот миг был затянувшимся на долго-вымученные годы, дни, часы минуты и секунды - и наконец-то! - наступившим для него моментом жгучей истины!
Стоя во весь рост на люке приткнувшегося в бок автобуса бронемобиля, меняя магазин за магазином, он до одури строчил из автомата вглубь салона… И странно-дело – вместо фотки дедугана-террориста он видел прямо перед собой презрительную мину преследовавшего его, как жуткий призрак-тень, федералист-майора; и грезилось ему, что пули попадают – «этому» - прямехонько в искошенный насмешливой гримасой, проклято-ненавистный рот. И даже когда боезапас в подсумках кончился, а автомат покорно замолчал, Хозара по инерции, как от выстрелов, все мелкой дрожью сотрясало; и он, запамятовав все служебно-наставления-инструкции, на чисто «нижнегородском», хрипло-сорванным голосом, куда-то в расколовшееся небо отчаянно кричал: «Вот, вот тебе, «верхняк-собака», - от Пети - получай!..»
Все начало сверхбыстрого боя по своей ликвидации Иван-Васильич, честно говоря, младенчески проспал, – и оглашенный рев моторов его нисколечко не разбудил! Он так крепко и сладко спал, что даже сновидений никаких не видел. И сон ему приснился уже после того, как первая - калибра «семь – шестьдесят два» - пуля ему в голову попала…
Она ему в первую молниеносную миллисекунду на какой-то нервный центр острым концом надавила; а тот, в свою очередь, взял, да и микрокосмос в мозгу Иван-Васильича нечаянно включил! А в мозго-микрокосмосе – всем известно – свой отчет времени идет: снаружи доли секунды пробегают, а в нем - долгие минуты и часы даже тянутся…
И вот приснился Иван-Васильичу сон – точнее продолжение того, вчерашне-утреннего сна. Опять в нем та же женщина красивая присутствовала. Только одетая во все черное, как монахиня, и платок такой же на голове. И мальчика маленького за руку держала. И мальчик этот, хоть и не похожий, а кажется сыном его, сгоревшим в вертолете, был, а, может быть, и нет – внуком? Во всяком случае, родным себя чувствовал, очень ему, Иван-Васильчу, радовался-улыбался. А потом, вдруг, исчез… А он все женщину пытался разглядеть-узнать: Ирина не Ирина? Глаза такие же печальные, задушевно-красивые, но нет – не она! А потом вдруг сразу узнал и понял, что даже он неверующий, но на иконе ее видел! Богородицей она была!
- Что, узнал, наконец-то, Ваня? – и, ласково погладив его по голове, прошептала. – Совсем вас, грешных, сын мой сильно занятый позабыл! И когда ж, наконец, эти – ну, в «Демократии» вашей – дураки жить людям-то по-человечески дадут?
Иван-Васильич только хотел ей что-то ответить и, может быть, на что-то сильно пожаловаться, как микрокосмос неожиданно взорвался…
Миллисекунда плодотворного массажа вся исчерпалась до конца, и, с противным свистом, стремительная пуля продолжила убийственный полет: безжалостно раздвинув кожно-волосяной покров, взломала-вскрыла кости черепа; угрем ввинтившись в разомлевший мозг, стянула-намотала на узко-длинное свое веретено тонюсенькие нити теплой жизни; и быстрым вихрем – мозг даже «ой» не в силах был сказать! – их оборвала; схватила-утащила за собой – все то, что, в принципе и в целом, вмещает человеческое «Я»…
Ну, а потом, окрашенная скользким сгустком крови, прошла сквозь то, что медики-эксперты спокойно-хладнокровно называют «отверстием» у трупа – «выходно-пулевым», – хотя, не в этом суть – и, весело пробив очередную на пути, преграду, уткнулась носом в листовую стенку, как сотни близнецов-подруг, чтоб, замерев-вцепившись, тихо притаиться … до той поры, пока снорови-сто-мозолистые руки работяги на ощупь не найдут ее в обшивке и инструментами не извлекут сей сложно-сплавный кругляшек металла - на божий свет; ну, а затем, заплатами покрыв в ма-шине дырки, чумазый паренек, с подножки спрыгнув, вдохнет беспечный воздух суеты и про-кричит «своим», довольный: «Шабаш, ребята! Всё - на линию ее гони!»…
Что еще конкретно пробили и куда вонзились остальные пули из автоматных очередей, Иван-Васильич уже не расчувствовал, поскольку совсем далеко от финальных событий не дожитого дня был: может быть, непосредственно у ворот небесной канцелярии стоял и, пытаясь выторговать для себя еще немножко времени перед лично-страшным судом, а также конфузясь своего неаккуратно продырявленного тела, у Само-Главного Апостола пробовал на прощанье «бычок» импортной сигареты стрельнуть … А может быть, и нет – ведь оттуда, куда его Петр-Хозар-Крутигайка – сотоварищи - отправил, никто еще назад по обратному билету не возвращался и координатно-географических чисел того загадочного места для широко-народных масс научно-строго не описал…
А в том, что Хозар со своими спецпарнями на собравшихся в кабинете горпрефекта чуть штурмом не пошел – ну и, естественно, чисто-конкретно их там вусмерть не «засушил» – опять же! - большая заслуга случайного случая имелась. Все-таки замминистра (закаленнейший мужик, видать, был!) малу дозу «сногсшибача» , от нечаянности, принял: страшный шумо-грохот штурмо-перестрелки в себя его переключил… И - опять же! - очень на то вовремя: бронемобили от покуроченного автобуса развернулись, в ряд выстроились, и Хозар уже – и вовсе без акцента! – отработанную команду «ффаасс» спецпарням отдавал! Еле-еле околотковый-замминистра в окошко из кабинета высунулся и из последних сил «ааттаасс» им прокричал! Слава тебе Господи, что вся сверхбыстрая операция только кровопролитием одного опасного террориста - Иван-Васильича - и ограничилось…
Ну, а через некоторое время на - оставленной за бортом жизни Иван-Васильича - бренной земле, текущие события распределились своим последующе-запланированным образом:
- Премьер-Счетовод в своем внеочередном обращении к нации сообщил «о раскрытии страшно-антиконституционно-государственного заговора, целью которого являлось свержение вольнолюбиво-независимого строя и злонамеренно извращенное осквернение всех - несомненно! - в глазах принципиально-нижнегородской общественности – весомых достижений бархатной аспеданто-революции»; поскольку вслед за прискорбно-террористическими событиями аспеданты, даже раскосые, ни с какой Нижнегородской Демократией сотрудничать теперь не хотели, Счетовод, на почве этого, окончательно кровавым диктатором решил стать; и в плане дальнейших практических шагов - всех своих наглых «ночников»-кредиторов уже окончательно своим преданно-верным «мышцевикам» в полно масштабный отстрел заказал; а на очереди у него другие (ну, те - с плохими отметками по новь-державному языку) в списках на массовое уничтожение «пофамильно» значились;
- «за блестящее выполнение особо важного задания» решением благодарного Кабмина личному составу спецотряда была вынесена устная благодарность, с морально-присвоением отряду почетно-звания «Бесстрашный Воин Аспеданто» и вручением красочно-премьерского, «третьколорного» штандарта; всем парням из штурмовой группы за проявленные доблесть и смелость по уничтожению опаснейшего террориста-рецидивиста (по итогам судебно-баллистической экспертизы «Кулача», недогадливо-следственная бригада на бедного Иван-Васильича и убийство Моченого заодно «повесила») были присвоены внеочередные воинские звания; сам Хозар-Крутигайка - «капитана» получил, а заодно - конкретное от Счетовода предложение: войти в состав его личной охраны (такие «люди», несомненно, теперь друг другу были очень нужны); все это «спецпарни», не скупясь, с большою помпой, честь по чести, очень звонко - со «знако-жестами» - обмыли;
- слюнтяя горпрефекта «на фиг к чертовой матери» с работы поперли; но он от этого нисколечко не потерял, а даже наоборот, материально приобрел - ушел с головой в преступно-преуспевающий бизнес: занял вакантное место лидера у «обезбашенных» - после смерти Моченого – осиротевше-городских «браточков»;
- «Около-лоткового»-замминистра Премьер-Счетовод в родное село от греха подальше опять за лотками надзирать отправил; но по «сателлитке» ему - по старой дружбе - время от времени звонил; а разок, даже, в составе бывшего кружка в гости на один день рождения к полицай-надзирателю - поздравить его - заехал;
- заложнически-рядовой состав превышеупомянутой раскосо-аспеданто-делегации, по возвращению в свои - раскосые ж - пенаты, решением их мирового руководства «за жутко-вымученные муки и проявленное при этом благородно-просветительское мужество» был причислен к лону аспеданто-святых - с вручением приличной денежной премии и занесением имен в почетно-желто-аспедантскую книгу; руководитель делегации, наоборот, с принципиально-формулировкой - «за отсутствие всякой бдительности и проявленную недальновидную близорукость выразившуюся в допущении массового распития крепко-спиртных и самодельно-нелицензированных напитков, которое и привело к несанкционированному захвату террористами вверенного ему коллектива» - из сонма аспедантов, с большим позором, стремительно был ими исключен; рассказывали, что после этого он уехал в высокогорнонедоступный санаторий-монастырь – грустно-одиноко-медитировать и, заодно, свой подорванный полностью психико-раскосо-менталитет восстанавливать-вправлять;
- слегка очухавшегося - от внезапно пережитого - хозяйственно-автобусного водителя забрали в Канцелярию Премьера: большую шишку на «резкой» иномарке возить;
- Директор, горестно поразмышляв над подлыми ловушками судьбы и крепко почесав в затылке, пошел со своей ценной - об «острове отравленных сокровищ» - информацией к ворам-делягам – на милость победителя сдаваться; и, кажется, свою он «долю» получил;
- Уборщица горпрефектуры Саня… Ей было проще всех: какой была, такой и оставалась…
Вот, так-то!
А что же там злосчастный нижнегородский весь народ?! Народ, до самого бездонно-донышка углубленный в себя, привычно не заметил потери ничтожно-человечной единицы и «как бы как всегда» затянуто безмолвствовал…
Безмолвие, как сваренный недобрыми руками отвратно-пахнуший кисель или, скорее, воздушно-звукоконсервирующий изолятор, молчком сочилось по равнинам «Демократии», а повстречав кого-то на своем пути, перша, настырно лезло в рот, чесоткой щекотало ноздри, чрез-край-обильно заливалось в уши. Всё - вокруг - похоже было на большой аквариум: в глубинке, за его стеклом, в немых вопросах раскрывались губы; бесшумно, рыбье-плавниками, как будто в громких спорах, разлетались чьи-то пальцы; лишь временами, мелкой рябью - от чего-то - вширь расплывались небольшие, округло-концентрические волны: наверно, очень слабых граждански-политических усилий; но встретив вязкое сопротивление, физически-упругой консистенции, совсем терялись, быстро угасая…
И только ржавые колеса бездарно, наспех слепленной махины – той, что по дьявольской иронии весьма помпезно именуют «государством» – питались густо данной «смазкой»; ее мощнейшие насосы, пыхтя надрывно, без устали - и липко! - качали деловито эту гадость, стараясь каждого и безвозвратно в ней поголовно утопить…
И все ж…
И все ж… то там, то здесь по мутной глубине аквариума вверх устремлялись пузырьки, горящими неярко светлячками; а по гнетуще-липкой, космически-абстрактной тишине – для чуткого, наверно, слуха – в звук прорезался тонкий, противный до гусиной кожи визг?..
То искристо точилась (пока в чертах покрытых ряской душ и дремлющих умов) об оселок зернистого, большого камня, крепко-сколоченного из мельчайших гранул от сотен тысяч стертых в порошок, впустую израсходованных жизней, замешанных в цемент прозрачно-слезного людского горя, под дьявольским давлением в мильоны и мильоны тонн тишайшей ярости несбывшихся надежд, просроченно-растоптанных желаний, - всего того, что, прочно заблудившись на узеньких дорожках, бегущих вкривь и вкось по юдоли земной, посыпанных обильно, от души, железисто-терновыми шипами, оставив красный след, разуто-босиком, тайком потупив очи, прошмыгнуло мимо – булато-сталь нижнегородских кос и топоров: удобо-рукояточных (и экслюзивнейших!) орудий, без исключенья всех, уж состоявшихся и будущно-грядущих, общественно-народных мятежей!
А каждый знает сам, что смысл у них один: кровавейше-бессмысленный и жесточайше-беспощадный…
И вместо эпилога:
1.Автор - ни в коем случае! - не разделяет политических, экономических, а тем более, языково-этнических «мысле-идей», высказанных гражданами несуществующе-фантастической страны – «Нижнегородской Ново-Независимой Демократии»; он также абсолютно не одобряет все, без исключения, их поступки; возможно-портретные сходства с реально-политическими фигурами, воротилами бизнеса и – упаси господь! - лидерами организованно-преступных группировок в данно-ненаучно-фантастической истории - чисто-абсолютно-конкретно - случайны.
2.Автор приносит извинения терпеливому читателю за некую вычурность и как бы искусственно-натянутость самого языка повествования; это лишь слабая попытка передать повседневно-бытовые реалии «нижнегородского» госдержнационального языка и пресловутую менталитетно-искаженность сознания данного языка «носителей»..
3.Автор действительно испытывал жгучее желание вместо эпилога привести бессмертную фразу господина А.А.Чацкого, но в последний момент от необдуманного поступка его удержало за руку внезапно возникшее подозрение, что получилось не смешно…
Май - ноябрь 2000 г.
