donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
СОРОК ДНЕЙ
III.УРОКИ АНГЛИЙСКОГО
(первая рукопись отца)
Часть 3-я
«Мой дорогой Н.!
Меня чрезвычайно удивило Ваше послание… Более того, никак не думала, что своими – исключительно! - «теоретическими» размышлениями вызову у Вас приступ бессонницы, за что прошу меня великодушно простить! Ведь то, о чем я Вам писала, было очень давно, а время - свое берет… Так что «Школа гетер» принадлежит теперь истории и культурным ценностям древней (!) Греции.
Мне кажется, что в духовном плане люди, в те времена ее населявшие, были гораздо выше нас. Последующие поколения не поддержали чистоты их нравственных идеалов и с помощью класса «шлюх» извратили высокое предназначение женщин-гетер, сведя все хорошее к удовлетворению только низменных инстинктов…
А вот что касается наших отношений, то все равно верю в «чистую» дружбу! И в выборе друзей всегда руководствовалась трактовкой, почерпнутой мной из словаря г-на Ожегова: «Дружба - это отношения, основанные на доверии, взаимном уважении и общности интересов».
Что Вы на это скажете?
Ваша М.»
До этой записки у меня еще тлела надежда, что за всей внешней романтикой переписки (тайно, на иностранном языке - совсем в духе девятнадцатого столетья!) у Анюты все же скрывается желание провести любовный эксперимент с человеком моего возраста – совсем «взрослым» (кто ж его поймет, это нынешнее поколение?) дядечкой... Однако прочитанное, как-то враз, похоронило мои греховные - и столь же далеко идущие - планы! Желание немедленно ответить тоже, кстати, пропало…
Весь день я пребывал в сумрачном настроении, в которое ход дальнейших событий только «поддал жару». Появившись к вечеру в «нарядной», я обратил внимание на то, как Анна Сергеевна, с очень напряженным выражением милого лица, лихорадочно перелистывает «Смерть героя»… А за пару минут до конца рабочего дня, она резко встала из-за стола и, взяв злосчастную книгу, также резко направилась в мою сторону: на секунду даже возникло ощущение, что вот-вот меня треснут книжкой по седой моей голове или, по крайней мере, презрительно и прямо швырнут ее мне в лицо!
Однако все происшествие ограничилось тем, что Анна Сергеевна, вполне сдержано положила книгу на стол, но довольно заносчиво сказала: «Вот, пожалуйста, Тарас Петрович, заберите своего Олдингтона! У меня сейчас совершенно нет времени читать…»
Промямлив: «Ну что ж поделаешь - нет проблем!» - я поставил точку в непродолжительном диалоге…
Надо сказать, что на территории нашего офиса в «чувствах» своих к Анюте, я был совсем не одинок!
Мужской персонал, пребывая в нарядной, откровенно «пялился» на нее, порой и отпускал скабрезные шуточки с комплиментами, – иногда пропускаемые Анютой мимо ушей, а иногда – вызывающие у нее загадочную улыбку… Но больше всех ей – а, наверное, мне! - досаждал своим прилипчивым вниманием некий тип по имени Руслан.
На вид, конечно, он был пареньком неказистым; но, в сравнении со мной, имел бесспорно важное преимущество: юный возраст - примерно, где-то, ровесник – или чуть постарше – самой Анюты.
Другое преимущество Руслана состояло в том, что он – в силу своего холостяцкого статуса – открыто мог оказывать знаки внимания своему «предмету» - чем впрочем, и занимался: смотрел на Анну Сергеевну пылающим взором, с открытым ртом ловил ее каждое слово, пытался острить, ну и т.д., и т.п.
Но и ей, судя по всему, это открытое обожание некоторое удовольствие доставляло: еще бы - какая ж тогда она женщина!
Так вот, Руслан частенько подсаживался к ней за стол - под предлогом поиграть на компьютере. В этот момент он всегда что-то шептал Анюте на ушко, а она, с той же загадочной улыбкой, отрицательно покачивала головой. А однажды я стал свидетелем весьма любопытной сцены…
У тщедушного Русланчика как-то поднялась температура, - о чем он всех немедленно известил. Но боевого поста, почему-то, не покинул, а продолжал, со страдальческой миной на лице, как герой капиталистического труда, демонстративно слоняться по офису. В обязательном порядке заглянув в «нарядную», он и попался навстречу Анюте. И, конечно, тут же пожаловался ей на невыносимо простудные мучения… Анюта уже была одета «на выход», и собиралась покинуть помещение; но, как истый друг, не преминула выразить несчастному свое глубочайшее сочувствие: рукой, туго затянутой в черную перчатку, с сестринско-материнской нежностью погладила Руслана по щеке и великодушно – по-видимому, от лица руководства страны – посоветовала: «Иди домой, зайка, не мучайся!»
У многострадального «зайки»-Руслана от этой нежной заботы глаза, - прямо-таки! – как у фигуры музея мадам Тюссо, совсем по-восковому остекленели… Ну, не знаю уж, испытал ли он полный оргазм, но в том, что температура у него в этот момент подпрыгнула градусов на пяток, я был готов поклясться даже на католической библии!
Но вернемся к моим персональным несчастиям…
На следующий день после злополучного возврата книги, мне пришлось днем срочно зайти в «нарядную», чтобы «сбросить факс» от диспетчера Игорька.
Правда, диспетчера не было, а Анна Сергеевна, вся в делах, сидела за столом. Мы обменялись дежурной парой ничего не значащих фраз. Усевшись на свободное место, я начал дописывать на письме имя и фамилию человека, которому оно предназначалось. Как раз в этот момент Анюта встала из-за стола и, опередив меня, набрала номер диспетчерского телефона.
На другом конце провода ответили, и она очень интимно-нежным голосом принялась говорить с телефонным «визави». Сам я не очень люблю вести разговоры на личные темы при посторонних. И не люблю прислушиваться к таким разговорам посторонних же людей. Но Анютина беседа велась достаточно громко и даже, как мне показалось, слегка демонстративно. Поэтому, хочешь, не хочешь, но мне поневоле пришлось стать ее свидетелем…
Конечно, я не уловил в деталях, о чем шла речь - кажется о какой-то готовящейся вечеринке. Но в слух мне бросились, подчеркнуто – в голос! - выделяемые Анной Сергеевной эпитеты, которыми она регулярно награждала «собеседника»: милый, очаровательный, малыш, прелесть моя… и так далее! А в конце разговора отчетливо прозвучало само имя загадочного «визави»: Любомир!
И это больно резануло меня по сердцу… Мгновенно я понял, что у них с Любомиром - все «в порядке», и что все мои предыдущие предположения не более, чем плод моей дурацкой фантазии!
Ночью я опять, ворочаясь с боку на бок, долго не мог заснуть… В бессонной тьме мне, почему-то, припомнилась история бывшего сотрудника моей жены – некоего Анатолия Григорьевича.
Когда, сразу после окончания института, мы с женой «по направлению» приехали работать в наш городок, ее «зачислили» в заводское техбюро, в котором работало десятка два человек, - в том числе и вышеупомянутый Анатолий Григорьевич… Было ему уже лет за пятьдесят, внешность он имел явно не броскую: «ниже маленького» роста, полное отсутствие кудрей на голове, довольно солидное брюшко. Но это не мешало ему иметь очень приветливый, общительный и, я бы даже сказал, неугомонно-заботливый характер. Так вот этот самый Анатолий Григорьевич взял, да и очень неразумно влюбился в мою собственную жену!
Конечно, с самого начала его воздыхания имели исключительно платонический характер и, первое время, - в абсолютно законспирированной форме. Но потом, как уж в подобных трудколлективах водится, вездесущие сотрудники данный вопрос «просекли», - и из «тайной любви» не стало секрета…
Жена – да простится ей нестерпимо женское тщеславие! - мне же первому об этом и рассказала. Но, поскольку я к каждому телеграфному столбу ее не ревновал, мне, отчасти, было жаль «старичка». Сами понимаете, всерьез его - как возможного «соперника» - я и в упор не воспринимал.
Поначалу жене даже нравилось быть объектом любви со стороны Анатолия Григорьевича. Тем более, что неразделенная «любовь» давала ей некоторые мелко-ежедневные, но полезно-практические выгоды: он помогал ей в решении скользких производственных вопросов, а также - совершенно бескорыстно - оказывал, так сказать, конторско-бытовые услуги, осуществляя – по необходимости – срочный ремонт чертежных принадлежностей и закрепленных за женой, совсем обветшалых от древности, рабочего стола и стула…
Однажды, правда, своей назойливой бескорыстностью он ухитрился «достать» меня. Я уехал в командировку, а жена, по простоте своей, как-то умудрилась сломать ключ от нашей «подвальной» кладовой, в которую ей что-то и очень срочно требовалось положить. И вездесущий Анатолий Григорьевич с радостью предложил свою срочно неотложную помощь: не только изготовил винтовой замок (о котором жена, в силу моей бесхозяйственности, так долго и беспочвенно мечтала!), но и даже самолично врезал его в дверь нашей кладовки! Вернувшись домой, я все же расценил данный благородный жест как грубое посягательство со стороны на подконтрольную мне «территорию», и мы с женой по данному поводу серьезно и вдрызг разругались…
Но годы потихонечку шли, мы все параллельно старели и, особенно, - Анатолий Григорьевич. Любовь его как-то, постепенно и со временем, стала откровенно раздражать мою жену; и когда окончательно вышел на пенсию, они уже практически не общались…
А еще через пару лет бедный Анатолий Григорьевич внезапно скончался от сердечного приступа; жена - с остальным женским коллективом - всплакнула на его похоронах: на данном пункте вся любовь и закончилась. Кажется, в тот момент мне припомнилась фраза из романа Айрис Мэрдок «Замок на песке»: «Любовь - это психическое заболевание!..»
И вот, вспоминая об усопшем Анатолии Григорьевиче, я, почему-то, совсем остро ощутил справедливость избитого выражения «историческая параллель» и подумал о том, как смешно же я выгляжу в своих собственных глазах!
Да и не только – «в своих»… Тут меня громом поразило: мне извращенно представилось, что вся «переписка» происходит под пристальным контролем избранника судьбы Любомира! И что все мои «письма» весело обсуждаются «сладкой парочкой» в объятиях на сон грядущий; и, также весело, сообща составляются остроумные на них ответы!
Первобытная злоба наполнила мое существо!
Но, правда, - ненадолго… Мне удалось сконцентрировать воедино хладнокровную стойкость из предыдущего опыта получения сокрушительных нокдаунов от - явно не баловавшей меня! - судьбы и сдобрить ее здорово-практичным цинизмом…
«Ладно, ребятки!» - желчно подумал я. - «Давайте сыграем в игру по «вашим правилам!»
И наутро написал очередную записочку:
«Моя дорогая М.!
Прошу извинить за предыдущее письмо, но Вы его поняли чересчур буквально…
Есть у меня такая дурацкая привычка говорить человеку (а в данном случае – писать) глупости – ну с очень! - серьезным видом…
Поэтому изложенное в том письме - всего лишь образчик моего глупого - и моментами просто черного - юмора. Еще раз извините!
Но, кстати, вдохновленный Вашей оценкой моей скромной личности, как возможно одаренной литературным талантом, я решился - в какой-то мере! - оправдать возложенное доверие и попробовать написать для Вас - хотя бы коротенький - рассказ…
И это будет моим подарком к Новому году».
Суть Анютиного ответа можно было сформулировать очень кратко:
«Жду с нетерпением!»
Конечно, это было нелегким трудом написать рассказик даже на «псевдоанглийском». Но желание свершить маленькую месть весьма благотворно повлияло на данный процесс.
И вот, что получилось:
«Моему самому первому читателю «М.» посвящается!
ДЯДЮШКИН СОН ИЛИ «ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ-2»
«Бумага все стерпит!»
В комнате нас двое… Окна занавешены тяжелыми портьерами, и поэтому здесь безраздельно царят полумрак и прохлада… Мы сидим на большой плюшевой софе, рядом - столик. На столике - бокалы с искристым напитком, вазочка со льдом и… шило для колки льда…
Моя дама - высокая светловолосая женщина со стройной фигурой и красивыми длинными ногами… Она одета в элегантное вечернее платье, которое удачно подчеркивает высокую грудь. Шея ее украшена золотым кулоном в форме знака Зодиака…
Нет слов, – она прекрасна! Но особенно хороши ее глаза… Синие, бездонные, они, кажется, вобрали в себя и теперь излучают наружу все лучшее, что есть в ее молодой и сильной натуре. Головы немного кружатся от шампанского, и мы находимся в том счастливом и беззаботном состоянии мужчины и женщины, которые, после долгих сомнений, бесповоротно решились стать вот сейчас любовниками…
Я обнимаю ее за плечи и хочу поцеловать в мягкие, призывно полураскрытые губы. Но она нежно высвобождается из моих объятий и уходит в другую комнату...
Дверь в эту комнату открыта; и мне видно, как моя красавица неподвижно замирает, отражаясь в огромном - на всю стену – потемневшем от времени зеркале. Внезапно, одним гибким движением тела, она выскальзывает из платья. И теперь на ней - только кулон…
Но вот, раскрыв дверцу шкафчика, она медленно достает из него два едва заметных темных комочка.
Плавно изогнув спину, она приближает один из них к изящной ступне и, вставив в него ладные пальчики, начинает грациозным движением, в котором скрывается сила молодой тигрицы, снизу вверх по ноге, раскатывать его. И чудо! Комочек превращается в длинный черный чулок с кружевным верхом, плотно охватывающий стройную ногу красавицы до самого верха бедра; словно трансформируется в греховно-нежную и блестящую кожу. Повторно проделав на моих глазах ту же процедуру с другим комочком, она, в следующий момент, натягивает на ноги такие же черные с блеском сапожки-ботфорты… От вида ее в этом наряде, пол комнаты окончательно уплывает у меня из-под ног.
Но вот жестом руки, по-прежнему отраженной в зеркале, красавица манит меня к себе. ..
Я подхожу, и она медленно и томно меня раздевает. А затем, прижавшись всем телом, берет мои руки и кладет их к себе на бедра, - туда, где они туго перетянуты кружевом чулок…
Я ощущаю чудесный контраст между прохладой нежного шелка и жаром ее молодого, страстно-упругого и жадно-податливого тела.
Все внутри закипает, и кажется, что по венам и артериям вместо крови клокочет жидкий огонь, сливающийся, сдавливающийся, спрессовывающийся в - готовую вот-вот со страшной силой взорваться! - критически массовую субстанцию.
Жестами заставляет меня красавица лечь в приготовленную постель; а затем, устроившись рядом, сильно, но нежно оплетает-привязывает мои нетерпеливые руки - таким же черно-шелковым шарфом - к ее стальному изголовью…
Склонившись ко мне, она в апогее страсти впивается в мои губы сладостным поцелуем, и ….. и в этот момент в спальне появляются ее родители - вместе с женихом Любомиром – и, естественно, убивают меня шилом для колки льда!»
Ну что ж, для начинающего автора - совсем неплохо!
А «усугубить» свою месть я решил уже с помощью, так сказать, вещественно-материальной «поддержки»: подарка в виде пары вышеописанных чулок. Я уже и присмотрел в магазине парочку таковых – очень-очень симпатичных и как раз Анютиного размера! И после того, как Анна Сергеевна прочтет мой опус (который, как я дальновидно рассчитывал, все же приведет ее в некоторое смущение!), мне останется только вручить своего «троянского коня» в красивой рождественской упаковке… Пусть тогда она со своим разлюбезным Любомиром остроумно ломает голову, что ж со всем этим-то делать!
Но реальная жизнь, вмешавшись как всегда, привнесла в мои коварные планы свои непредсказуемые коррективы…
Когда я, вдохновленный радужно-мстительными перспективами – почти победоносно! - заявился в «нарядную» утром следующего дня, то – к своему глубокому удивлению! - заметил в самой Анне Сергеевне резко произошедшую перемену.
Без привычной косметики, бледная до желтизны, она молчаливо и как-то зябко жалась к стоящей рядом батарее переносного обогревателя. Выглядела она при этом настолько столь непривычно, что мне почему-то почудились на ее лице следы интоксикации, весьма характерной для состояния общеженской беременности…
Ну, естественно, рассказик-то свой я порвал… А ночь опять провел в бессонных думах…
Думал я о человеческих судьбах, вообще, и о конкретно своей, в частности… И под утро, кажется, нашел странные закономерности…
Если взять за точки отсчета свои серьезные «романы», размышлял я, то получалась очень интересная картина.
Моя первая любовь пришла, когда мне было восемнадцать лет.
Вторая - приключилась в тридцатитрехлетнем возрасте, то есть через пятнадцать лет.
И вот - мне сорок восемь, а я опять наступил на те же самые грабли!
Но если в мире все подчиняется законам симметрии, выходит, жить мне осталось, в лучшем случае, всего восемнадцать лет (учитывая скорость, с какой летит время - совсем ничего!)
Холодок защекотал душу… Сама Судьба, через милые Анютины глазки, жестким и пристальным взором впилась в меня. На какой-то миг я ощутил себя пилотом, перед которым замерцали посадочные огни последнего в жизни «аэродрома»…
Я вновь вернулся к образу Анны Сергеевны… И мне остро, до физической боли, захотелось очутиться с ней в одной постели, и – хоть на миг! - почувствовать ее юное, нежное, теплое как парное молоко, обнаженное тело…
И пусть не будет секса, пусть она только доверчиво прижмется ко мне, приклонит свою головку мне на грудь, - а я буду говорить, говорить и говорить…
Я расскажу ей о своем детстве, о былой любви, о тайнах-секретах своей жизни - хороших и ужасных; расскажу волшебную сказку о необитаемом острове на двоих, и о вечной молодости, которая навсегда поселилась в душе у каждого человека…
Утром я решительно взял чистый листок бумаги. И вот, что получилось:
«Моему самому первому читателю «М.» посвящается!
В комнате нас двое… Окна занавешены тяжелыми портьерами, и поэтому здесь безраздельно царят полумрак и прохлада… Мы сидим на большой плюшевой софе, рядом - столик. На столике - бокалы с искристым напитком…
Моя дама - высокая светловолосая женщина со стройной фигурой и красивыми длинными ногами… Она одета в элегантное вечернее платье, которое удачно подчеркивает высокую грудь. Шея ее украшена золотым кулоном в форме знака Зодиака…
Нет слов, – она прекрасна! Но особенно хороши ее глаза… Синие, бездонные, они, кажется, вобрали в себя и теперь излучают наружу все лучшее, что есть в ее молодой и сильной натуре.
Наши головы немного кружатся от шампанского, и мы находимся в том состоянии, которое присуще только очень счастливым людям. И в этот момент, больше всего на свете, мне хочется с ней говорить…
Нет больше счастья на земле, когда любимый человек действительно хочет тебя услышать!
Но с чего же начать?
Может быть, с детства? Но оно - самое заурядное для человека твоего поколения, и прошло в маленьком южном городке в шумных уличных компаниях, где порой приходилось завоевывать место под солнцем исключительно с помощью кулаков…
А может, начать с первой любви? Но где найти слова, чтоб описать всю свежесть молодых чувств и их первобытную силу, когда только от прикосновения к нежной руке возлюбленной мир уходил из-под ног…
А разве легче рассказать об ощущении ледяного холода, пустоты и конца света, когда узнаешь, что тебя разлюбили, и о долгой, безжалостной, изнурительной борьбе с самим собой для того, чтобы эти чувства навсегда в душе похоронить?
Или рассказать ей о страстном увлечении авиацией? Человеческий язык - тоже слабый инструмент, чтобы описать полноту восторга двадцатилетнего паренька, в одиночку парящего между небом и землей. В этот миг ты, если и не бог, то, по крайней мере, крылатый ангел! Но вот другой поворот событий, и от «ангельских» чувств мало что осталось: дрожащими и липкими от холодного пота руками ты пытаешься открыть «фонарь» кабины, в душе благодаря уже настоящего Создателя. Чудом ты только что «ушел» от лобового столкновения с другим самолетом на взлетной полосе…
А, может быть, ей интересно узнать о твоей несостоявшейся «карьере»?
Неизвестно, что там произошло на небесах - наверное, ошибка, - но ты, недавно приехавший «по направлению» молодой инженер, вдруг в одночасье становишься одним из «руководителей» провинциального города. Теперь у тебя в распоряжении персональный автомобиль, личный кабинет, аппарат сотрудников и - даже приемная с секретаршей… Власть тоже привносит новые ощущения. А кроме всех прочих прелестей, связанных с «ответственным назначением», ты начинаешь замечать, что сразу становишься объектом пристального внимания со стороны молодых и красивых женщин. На всех городских «мероприятиях» они смотрят на тебя, загадочно улыбаясь, словно хотят сказать что-то очень интимное и нежное, или без церемоний – вот прямо так – тебя куда-то пригласить…
А может, рассказать о том самом времени, когда тебе все - до смертельной тошноты! - осточертевает, и ты уже не можешь видеть эти лица вокруг тебя? И ты решаешь, что пора стать настоящим капитаном своего семейного корабля; капитаном, который никогда и ни при каких обстоятельствах не сойдет со своего мостика! А причиной этому - рождение сына, которого ты полюбил всем своим – не однажды разбитым - сердцем…
Ну, вот еще одна интересная тема: рассказ о твоем решении второй раз «родиться» на грешной земле. Ты почему-то решил, что только тяжкий физический труд с может сотворить из тебя нового человека…
И ты «лезешь» в шахту и работаешь там день и ночь; и видишь, как надрывный шахтерский труд все перемешивает в себе: уголь и грязь, пот и кровь… Конечно, чувство риска иногда щекочет нервы: приятно, поднимаясь живым «на-гора», чувствовать себя победителем подземной стихии.
Но гордость всегда уступает место жалости и отчаянию, когда видишь перед собой тело товарища, только что раздавленного взбесившейся вагонеткой или заживо сгоревшего в пекле взрыва гремучего газа…
И, постепенно, ты понимаешь, что человек способен родиться в этой жизни только один раз, и что мечты о твоем « возрождении» - полная и несостоятельная чепуха! Нет, это печальная история: зачем расстраивать юную слушательницу?
Тогда, может быть, лучше объяснить ей «насчет» ее собственной жизни?
Объяснить, что если она ищет тайной дружбы с другим мужчиной при «живом» женихе, то, наверняка, существуют какие-то проблемы и что-то ее не устраивает в их теперешних отношениях? Не ощущает нежности и романтики в том, что она принимает за любовь, но боится себе в этом признаться?
Или попытаться объяснить ей, что замужество и женитьба - это очень тяжкий труд, с его сумасшедше-ежедневными и надоедливо-рутинными проблемами… И что в один распрекрасный день она поймет: ее муж с годами превратился в просто живой механизм для добычи вечно недостающих денег, а сама она - нервная заложница судьбы своего надоевшего мужа…
А что в жизни - «плыть по волнам чувств» - очень сомнительная теория: ведь время проносится мимо человека – со всеми его сиюминутными увлечениями и ощущениям - со скоростью быстрокрылого лайнера. И что взять билет на самолет в обратном направлении, просто нет никакой теоретической возможности…
Внезапно я трезвею. Я вдруг понимаю, что все абсолютно напрасно…
Моя красавица не поймет меня и вскоре забудет все, о чем бы я ей тут ни наговорил. Она еще очень молода. И она - не принадлежит мне. Она принадлежит своему поколению. Поколению, которое верит только в свои собственные чувства и в свой собственный жизненный опыт…
Я поднимаюсь с софы и оглядываюсь. Пришло время, сказать себе истую правду: в этой комнате я - один! Моей собеседницы просто не существует. Она - греческий миф, продукт моего больного воображения, охваченного паникой неминуемо приближающейся старости. Я из тех, кого унесло новым ветром…
Я подхожу к окну, а в памяти звучат надоедливо прилипшие слова из одной популярной песенки: «Вот и кончилось лето… До свиданья, Италия!»
Я поднимаю шторы, настежь распахиваю окно, и звуки внешнего мира целиком заполняют комнату.
Во всяком случае, жизнь там еще продолжается…»
