donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
Несчастный случай
Глава 22. Двойной Клондайк.
Весь следующий день я пребывал в прекрасном расположении духа, мысленно поздравляя себя с избавлением от Крюковского наваждения. Я с удивлением обнаружил, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна, а корейцы - нормальные, веселые ребята, которым не чужды простые человеческие чувства. После обеда Сэр, выбивший из Здановича причитавшуюся сумму, засобирался домой, но перед этим, как и подобает добросовестному туристу, отправился фотографироваться у входа в клуб. Я долго щелкал его в объятиях охранника, потом с Кимом, потом одного. Потом ту же процедуру повторил Ким. Толстый, важный Сэр экспансивно жал мне руку на прощание и, вообще, радовался как школьник, сбежавший с уроков в луна-парк. Я искренне пожелал ему удачи в нелегком деле насаждения кегельбанов по всему миру. Узнать настоящее имя Сэра так и не довелось.
Чтобы закончить подвеску креплений мониторов, пришлось задержаться допоздна (спешить мне теперь было некуда и всю накопленную страсть я отдавал работе). После того, как часть подвесного потолка была разобрана и восьмидесятикилограммовые рамы с большим трудом и самоотдачей техобеспечения закреплены, я замыслил перед уходом домой промочить горло стаканчиком спрайта или чего покрепче и с этой целью осел на стойке бара.
Незнакомый бармен с достойным уважения усердием ронял бутылку на ковролин перед барной стойкой, пытаясь воспроизвести непринужденный жест "владельца бара", когда бутылка, совершая каскад подъем-переворотов, подлетает до потолка, а через мгновение спокойный - с полузакрытыми глазами - бармен уже наливает содержимое бутылки в мерную посуду.
Обычно курс обучения молодого бармена составлял от одного до двух месяцев в зависимости от способностей. За это время бармены запоминали составы многочисленных коктейлей и способы надувания клиентов и, либо уходили в другие заведения в поисках более жирного куска хлеба, либо изгонялись за махинации.
Я взглянул на юного бармена и поморщился. Судя по бутылке, ударявшейся об пол с назойливостью метронома, дежурный бармен находился на начальной стадии обучения и вести с ним задушевные беседы с целью раскрутить на пару другую стаканов дармовой выпивки - бесполезно.
- Эй, бармен! - позвал я.
Юный хранитель стойки от неожиданности поймал бутылку.
- Сделай мне двойной Клондайк!
- А как это? - бармен зашел за стойку и вопросительно уставился на меня.
Двойной Клондайк я изобрел давно, на заре работы клуба, когда по субботам мы в ожидании зарплаты оседали на баре и к паре сотен уже существовавших коктейлей добавляли свои рецепты. Больше всех усердствовал Влад. За восемь присестов он спустил месячную зарплату, но тогда еще об этом не догадывался. Меня подвела страсть к девушкам, по простоте своей души я думал, что наши счета тонут в море бухгалтерии и потому поил всех знакомых танцовщиц и официанток, не взирая на лица. Сотрудникам все отпускалось в полцены и к тому же не за наличку, а под запись. Недели шли, мы исправно получали зарплату без каких либо вычетов и потому пропускать дармовую выпивку считали глупым. Но однажды, жарким июльским вечером подозрительно веселый Бухырин застал нас на баре в момент причастия и, улыбаясь, объявил, что за эту неделю зарплаты не будет, после чего, похлопав меня по плечу, добавил, что два ближайших месяца я зарплату не увижу, так как уже получил ее натурпродуктами. Такого удара я не испытывал со дня падения нивелира. С тех пор зарплату нам стали платить раз в месяц, а стоимость употребленных продуктов взыскивать по-полной. В силу этих обстоятельств из всего разнообразия изобретенных коктейлей выжил только двойной Клондайк, из-за простоты приготовления и максимально возможной дешевизны продуктов, входивших в состав смеси.
- Очень просто! - объяснил я. - Полстакана воды, полстакана льда и соломинка.
- Артур Семенович сказал сотрудникам соломинки не давать.
- Черт с тобой! Давай без соломинки… и пепельницу не забудь! - я закурил в ожидании коктейля.
Да-а, когда за этой стойкой дежурил Серега - прямой потомок Диониса и достойный продолжатель начинаний предка, все было по-другому! Он мог управляться сразу с двумя бутылками и продержался на скользкой тропе бармена дольше всех, за год и два месяца постигнув все премудрости барменского дела. Серега был славным парнем и частенько угощал нас хорошим коньяком, выдержанным французским вином, текилой, напоминавшей кубинский самогон, или, в крайнем случае, водкой, но водкой качественной, тройной перегонки. Все это были остатки роскоши после не в меру веселых и щедрых клиентов. Иногда Серега предлагал нам испробовать очередной изобретенный им коктейль. Э-эх, славно было прийти утром на работу и, пока нет начальства, посидеть на баре и послушать Серегины байки о странных клиентах в сопровождении коктейля "Ночь самоубийцы", а еще…
- Вы не подскажете, где мне найти мужа?! - рассеяла туман воспоминаний симпатичная девочка лет двадцати-тридцати.
Я посмотрел на часы. Часы показывали двадцать пять минут девятого. Построение и смотр боеготовности официантов совершались в девять. Проститутки подходили к половине десятого, чтобы занять места повыгоднее. Клиентов пускали в десять. Я с любопытством осмотрел многообещающий торс незнакомки в голубом, отдельно отметив симпатичную мордашку. Кто бы она ни была - вид у нее серьезный. Судьба явно давала мне знак.
- Вы обратились именно туда, куда следует, - ответил я. - И хотя я не сторонник столь скоропалительных решений, но не стану отказывать симпатичной девушке! Правда, необходимо соблюсти некоторые формальности…
- А нельзя ли побыстрее?! - занервничала прекрасная незнакомка. - А то он три дня дома не ночевал. Я уж не знаю что и думать!
- А почему вы решили искать его именно здесь?
- Он здесь работает. Его фамилия - Клименко.
- Так бы сразу и сказали!.. Если он сегодня заступил, то найти его не сложно. Поднимитесь вот по этой лестнице, - я указал на замученные Романом ступеньки с подсветкой, работавшей в особом, не предусмотренном инструкцией режиме. - Будьте осторожнее - первая ступенька не горит! На втором этаже в конце увидите дверь с надписью "Офис". За дверью - пост охраны, он обычно там сидит.
Но в этот вечер Клименко не сиделось. На втором этаже открылась дверь и строгий голос произнес:
- Бармен!! Два кофе в кабинет Семеновичу! Быстро!!
- Подожди, не улетай! - я встал из-за стойки и вышел из-под навеса второго этажа на открытое пространство.
- О! Денис! Ты еще здесь?! А я сказал, что ты ушел.
- Танька звонила?
- Да.
- Ну как погуляли?! - я скосил глаза на жену, набиравшую обороты.
- Не знаю, я в машине отрубился, - Клименко открыл дверь с надписью "Офис".
- Подожди, не уходи! - я протянул вверх руку с согнутым указательным пальцем. - Сейчас начнется программа "От всей души". К тебе тут жена пришла.
- Где?! - удивился Клименко.
- Сейчас увидишь!
Я вернулся к стойке, где юный бармен тихо паниковал, рокируя шашки пепельниц в поисках сахара.
- За кофеваркой посмотри, - посоветовал я и попробовал раскурить размокшую в пепельнице сигарету. - Вот, е… тетя!!!
Я достал новую сигарету и жадно закурил.
- Слушай, друг! Посмотри тут, а?! - бармен дрожащими руками поставил чашки на поднос и приготовился стартовать.
- Давай - беги! Как-нибудь сочтемся.
Сверху доносились оживленные голоса. Что там Витя жене наплел, не знаю, я - не голубятник и в этом ворковании ни хрена не смыслю, но жена ушла довольная, еще мне спасибо сказала за то, что помог ей найти мужа.
Как так люди устраиваются?! Ни х… не пойму!! Сходил разок на кладбище, выпил водки и пожалуста, мечта поэта сама тянет тебя в постель! Ладно б жена была уродина. Так ведь нет же! Небось десяток перебрал, пока выбрал. И все мало. Принцессу ночи ему подавай!..
- Привет Денис! - к бару подошла Оля - администратор "number one". Самым большим ее достижением была упругая задница, смущавшая дерзких клиентов своим величием и непоколебимостью. Свою трудовую деятельность в клубе Оля начала за два месяца до открытия, будучи единственной девушкой в цвету, и выгодно выделяясь среди квадратных штукатурщиц норковым полушубком и нейлоновыми чулками под неизменно черной короткой юбкой. Тогда я Олю и заприметил. На первых порах работы клуба Оля не пользовалась косметикой по той простой причине, что от хронического недосыпания ее веки и так были темны сверх всякой меры, губки - пухлы и капризны, а по щекам растекался нездоровый румянец.
- Оля, солнышко! Да ты опять неплохо выглядишь! - ответил я фразой, ставшей за два с половиной года стандартной.
- Спасибо! - улыбнулась Оля. - Ты все такой же.
- А что мне сделается! Разве что когда-нибудь не выдержу и подкачу к тебе основательно.
Лицо Оли омрачилось, она стала серьезной и непоколебимой как собственная задница. Достав из-за стойки салфетку и ручку, Оля нацарапала номер домашнего телефона и сказала:
- С тобой Роман хотел поговорить, позвони ему.
- Погоди! - осенило меня. - Так это он у тебя теперь живет?!
- Ну да. Позвонишь?
- Хорошо… будет вам столик под телевизор. Обещал - сделаю.
Оставив меня у стойки, Оля протрубила начало построения официантам. Зрелище поверки формы одежды и внешнего вида никогда не вызывало у меня положительных эмоций, я попрощался с барменом и отправился домой, жалея и проклиная Крюкову. Только теперь мне стало ясно, в какое безнадежное дерьмо я вляпался. У Крюковой странное, не встречавшееся мне ранее отклонение, какая-то особая девиация - молодые, высокие, красивые и несвободные мужчины сводят ее с ума. Ни одним из этих качеств я уже, или еще, или никогда не обладал, разве что с большой натяжкой меня можно было назвать мужчиной.
Глава 23. У чаши Генуя.
Ночью я плохо спал. Меня беспокоила Таня. Она подходила к дивану, разглядывала папирусы обоев, испещренных арабской вязью верблюжьих колючек, скользила взглядом по моему лицу, обжигая веки, глубоко вздыхала, как тяжелоатлет собирающийся взять рекордный вес и, не сказав ни слова, растворялась в темноте, как только я открывал глаза.
Пришедшее вслед за Таней утро, не смотря на веселый свист птичек за окном и оптимистические прогнозы диджеев всех радиостанций, каждые три минуты напоминавших о наступлении последнего рабочего дня недели, уже не казалось мне таким прекрасным как предыдущее. Душевная рана была глубока и затягиваться не спешила. Ничего. Крюкова выйдет на работу в понедельник, у меня еще три дня. Я чувствовал, что рана за столь короткий срок не заживет, но искренне верил, что она успеет покрыться хотя бы легкой коркой реализма. Негоже терять голову из-за взбалмошной девчонки. Да я ей не нужен. Но кому-то я все-таки нужен!
Придя на работу, я очень быстро в этом убедился. Ким, обращавшийся ко мне не иначе как "mister carpenter", прибегал к моей помощи всякий раз, когда международного языка жестов оказывалось недостаточно. Я бил дыры в полу для крепления напольных мониторов, бросал, шел объяснять, где именно следует продолбить штрабу для управляющих кабелей, возвращался к перфоратору, бросал опять, залезал на леса и помогал протянуть провода на подвесной потолок.
Когда почти все дырки были пробиты, ко мне подошли Ким и Бухырин. Ким опять водил пальцем по чертежу, а Бух терпеливо объяснял:
- У вас люди приходят в боулинг - играть, а у нас - развлекаться. Поэтому будем делать так, как нам надо. Понимаешь?! Я говорю in your country боулинг - спорт, а в нашей это - шоу.
Ким, не переставая улыбаться, отрицательно качал головой.
- Бар - money. Это! - Бух махнул рукой в сторону дорожек. - Чепуха, nonsense и не нужно спорить! Денис, бей дырки вплотную к дорожкам!
Я меньше всего собирался спорить и ушел точить сверло.
В три часа Ким затащил меня в подвал, где у контрольного щита собрались представители двух разных школ электриков - советской и корейской. Пол у щита пестрел от наскальной живописи, при ближайшем рассмотрении оказавшейся следами электрических схем. Я обозрел эту корейскую грамоту и поинтересовался в чем, собственно, дело.
Как выяснилось, Гена и Чонг разошлись во взглядах на заземление и зануление. И хотя Гена объяснил мне разницу между этими понятиями простыми русскими словами, я все равно ни черта не понял. "Попробую перевести, может, корейцы поймут", - решил я.
Но корейцы оказались еще тупее меня и настаивали на своем ground'е как на праве первой ночи.
- Нет, Гена. Они все равно требуют заземление.
- Вот, упертые! Объясни им, что с подстанции поступает трехфазный ток с нулевым проводом, все подключено по схеме звезда. Мы кинем заземление ихних мониторов на наш ноль и никакие блуждающие токи до мониторов не доберутся.
- Гена! Ты думай, что говоришь. Я изучал английский по американским фильмам, а не по справочнику электрика. Как я все это переведу?!
Мои познания английского в области электричества исчерпывались беглым знакомством с текстами группы "AC/DC", остальных известных слов едва хватило на очень вольный перевод. Особые трудности я испытал, пытаясь представить как звучит английский аналог никогда не встречавшейся мне ранее фазы.
Упертые корейцы опять ничего не поняли, их как и меня замкнуло на фазе.
- Face?! - переспросил Чонг.
- Не фейс, а фейз - фаза! Непонятливая твоя морда, - объяснил я, теряя надежду о чем-либо договориться.
- Морьта! - улыбнулся Чонг. - Понимаю!
- Чонг!.. Дай закурить!
Чонг с готовностью протянул сигарету.
- Гена, - предложил я. - Объясняй сам. Думаю - у тебя лучше получится.
- Да сколько можно им объяснять?! - возмутился Гена. - Ладно, Чонг, слушай. Суть дела в том, что вас много, а я один. Банку земля нужна? Нужна! Жестянщикам нужна? Нужна! Эдельвейсу нужна? Нужна!
- Боулинь нусна! - вставил Чонг.
- Опять ты за свое! Все хотят первыми, а как платить, так некому! Ты думаешь - я столько получаю, чтоб еще и землю делать?!
- Телать-телать семлю! - подтвердил Чонг.
- Разбежался! Шибко вы все умные! Думаете - я вам тут за пятьдесят долларов в месяц работать буду, нашли дурака! Ты пойми, Чонг…
Я отошел в сторону и закурил. То, что Гена не собирается отдельно для корейцев делать землю, я понял с самого начала. Теперь только оставалось ждать, когда это поймут корейцы, помочь здесь я уже ничем не мог. С лестницы в подвал скатился громкий оклик: "Денис! Ты где?!", а вслед за ним в мрачный подвал спустился Клименко. В его руке мигал зеленый огонек телефона.
- Танька звонит, - догадался я.
- Да.
- Скажи - меня нет. Я за тысячу лет, я ушел в туалет, не знаю!.. Придумай что-нибудь, ты по части отмазок мастер.
Оставив электриков рисовать продолжение непонятных схем, я выбрался на поверхность. Там меня ждала Лена-уборщица и еще менее радостные новости из женского туалета. Проклятая чаша Генуя, вопреки всем законам и правилам, забилась за полчаса до начала детской дискотеки. "Это мне наказание! - подумал я. - Не поминай чашу Генуя всуе".
Вооружившись квачем и резиновыми сапогами, я попытался втолковать чаше основные принципы борьбы с дерьмом. В ответ чаша натужно чмокала, но соглашаться с моими доводами не спешила. Наш интеллектуальный спор в самом разгаре прервал шум низвергающегося по ступенькам тела. Я вышел из кабинки и прокричал:
- Занято!! Ремонт!
- Так!!! Я не поняла, что такое??!! - в туалет злая и шумная как милицейская сирена въехала Крюкова и, приподняв руки, изобразила букву "Ф". Ей явно хотелось поковыряться в дерьме наших отношений.
- Ничего. Все нормально, - Крюкова застала меня врасплох и я не знал, что говорить. Продумать детали будущего разговора я собирался в воскресенье, после работы. Тем не менее говорить надо было сейчас и я решил сказать правду:
- Унитаз забился… А ты что тут делаешь, ты ж отдыхать должна?!
- Я тебя спрашиваю!!! Почему ты уехал, что случилось?!
- Ничего.
- Как это ничего?! Ни хрена себе ничего!!! Я приезжаю домой, Надька - одна, ключи на столе. В чем дело, я не поняла?!
Щуплая официантка заскочила в туалет, не обращая на меня внимания, задрала набедренную повязку, обозначенную в списке униформы термином "юбка", и заспешила в кабинку, на ходу стаскивая чулки. Крюковой не понравилось нарушение интимной обстановки и она быстро отшила щуплую:
- Иди отсюда! Потом придешь. Не видишь - разговариваем?!
Официантка, скривившись, натянула чулки, вышла, процокала по пяти ступенькам и затаилась.
- Ты чего в выходной приперлась, делать нечего?!
- Олька заболела, я ее подменяю.
- Вон оно как! А я думаю, чего это унитаз так вдруг неожиданно забился.
- Ты мне не ответил!! Что случилось?!
- Ничего не случилось.
- Тогда почему ты уехал?!!
- По разным причинам. И не надо тут кричать. Я при исполнении.
- Может быть, я была не права, так ты скажи - в чем я не права?! - Крюкова опустила руки.
- Да. Ты была не права.
- В чем?!
- Если б я открыл дверь холодильника, то светлее бы не стало. Электричества ведь не было.
- Тю! Я тебя про другое спрашиваю, и не крути мне мозги! Ты все отлично понимаешь!
- Тогда можешь считать, что я обиделся.
- На меня?! Из-за чего??
- Конечно, мое дело - ремонт, я это отлично знаю. Но ты могла бы пригласить в кабак и меня, хотя бы из вежливости.
- И ты обиделся из-за такого пустяка?! Ха! Если б ты знал, сколько раз меня не приглашали, когда я хочу, ты бы ошизел! Ну надо же!! Из такой х…ни комедию ломать! Это что и все?!
- Нет, не все! - я поморщился. "Действительно, идиот! Ну какого хрена я полез объяснять Крюковой тонкую душевную конституцию самолюбия?!".
- А что еще?
- Мне нужен отпуск. Я - не терминатор и в таком режиме долго не протяну. Мне пора расслабиться. Снять девочку, затащить ее ночью в темный парк, - я взглянул на Крюкову, она внимательно слушала, - и хорошенько попудрить ей мозги.
- А это долго? - Крюкова заметно успокоилась.
- Недели две. Быстрее не управлюсь, - я продолжал смотреть на озадаченную математическими расчетами Крюкову и пытался понять, почему именно эта комбинация лица и тела не дает мне покоя. Я искал хотя бы намек на недостаток в ее облике и не находил.
Для того чтобы охладеть к девушке, мне нужен повод, хотя бы мелкий, незначительный. Едва заметный прыщик на шее, веснушки на плечах, легкий пушок под носом, крапинки на икрах от частого пользования бритвой - этого вполне достаточно. А тут, ч-черт! Ничего подобного! Даже обидно. Я вгляделся в лицо Тани пытаясь прочитать на нем тайну ненормального сексуального влечения к этой отдельно взятой самке. Что-то необычное, нечеловеческое, в ней все-таки было. То ли восточный эпикантус, то ли зачаточные признаки болезни Дауна. "Точно!!! - обрадовался я. - Точно! Мамаша у нее от водки померла. Как же я раньше не догадался?! Все боялся в глаза всмотреться. А оно - вон как просто!"
- Так значит, через две недели ты продолжишь?! - спросила Крюкова, проверяя правильность вычислений.
- Да.
- Спасибо, - смущенно опустив голову, прошептала Крюкова и покинула туалет.
Тьфу, ебтыть!!! И где только она подцепила это поганое словечко?! Ненавижу!!! В устах красивой девушки безобидное "спасибо" приобретает трагическую тональность некролога. Мне от этого "спасибо" стало еще паскуднее, чем от "Владимирского централа".
Как только Крюкова ушла, щуплая официантка опять бросилась на штурм соседней кабинки.
- Куда прешь, кор-рова!!! Ослепла, что ли?!! Не видишь - ремонт!!! - выплеснул я переполнившую меня злость на официантку.
- Да я по-маленькому! - испугалась щуплая.
- Все вы тут по-маленькому!! Говно проталкивать не успеваю! И откуда в вас столько дерьма?! - я вернулся в кабинку и заработал квачем.
- Не знаю… - пролепетала щуплая.
- А кто знает?! Почему в мужском туалете никогда не забивается, а у вас через день?! - я нанес резкий удар в самое горло чаши. Чаша крякнула и заглотила дерьмовый коктейль.
- О! Пошла вода! - обрадовался я. - Повезло тебе - мочись на здоровье!
- Спасибо! - щуплая вскочила в среднюю кабинку и зашелестела чулками.
Не успел я спрятать квач в шкаф, как из кабинки донеслось журчание изливающейся жидкости и радостное попукивание.
- Ты хоть бы подождала, когда я выйду, - опешил я.
- Ничего, я не стесняюсь! - ответила из-за двери щуплая.
- Все вы, блядь, не стесняетесь, когда не надо!! - я хлопнул дверцей шкафа и ушел мыться в мужской туалет.
Ну надо же!!! Даже щуплая ссыкуха принимает меня за безобидный, слегка пованивающий рабочий инвентарь. Дожился!
Очистившись от скверны, я немного успокоился и закурил сигарету.
Туалет быстро заполнялся малолетками. Некоторые из них совали палец в рот и громко хрипели, пытаясь выблевать слабоалкогольное пиво в писсуары. Те, кому это удавалось, краснели от счастья и добивали восхищенных сверстников жуткими рассказами о былых попойках, рассекая руками плотный туман табачного дыма. Рассказы не отличались разнообразием и все как один начинались с недопитой родителями бутылки. Разнились только названия напитков. Тут малолетки проявляли большую фантазию, упоминая даже такие редкие для наших краев виды, как уцзяпи, особо почитаемую в верховье реки Хуанхэ, и самогон из халвы, приправленный мятой для устранения запаха подсолнечного масла.
Мне стало жаль щуплую, ей приходится подобострастно улыбаться и безропотно обслуживать этих брызжущих соплей малолеток. Занятие не из приятных. Зашла девочка перед работой в уборную расслабиться, а тут на тебе, какой-то мудак мораль читает. Я решил извиниться и вышел в зал. Щуплая с остекленевшими глазами стояла у стены недалеко от бара.
- Ты это!!! - гаркнул я на ухо щуплой, пытаясь перекричать киловаттные колонки. - Прости!!! Сгоряча вышло, не хотел!!!
Но я напрасно напрягал голосовые связки. Официантка при исполнении - это динамо-машина, разговаривать с ней на возвышенные темы - все равно, что объяснять смысл жизни автоответчику. Единственное, чего ждет официантка - это звукового сигнала вполне определенной модуляции.
- Извините, я занята! - щуплая рванула к соседнему столику менять пепельницу.
Плюнув на бессмысленную затею, я вернулся в кегельбан, к простым и понятным взаимоотношениям между людьми, легко укладывающимся в формулу товар - деньги.
У стены, освободившейся после установки сортировочных машин, стояли Зданович и Бухырин и обсуждали размеры будущего бара. Судя по эмоциональной жестикуляции Буха, бар намечался не маленький (это радовало, чем круче бар, тем больше премия - один из немногих экономических законов, действовавших на территории клуба). Я взял в руки перфоратор и подошел поближе, пытаясь по выражению лица Буха определить размеры премии.
- Денис иди сюда! - окликнул меня Бух. - Пора заниматься баром.
- А чертежи?!
- Уже идут!
И действительно в зал вошел Роман, заикающийся дизайнер, с небольшим листком в руке, подошел к нам и вручил чертеж Буху:
- В-вот.
- Отлично! - Бухырин бегло взглянул на чертеж и протянул его мне.
Рисунок, носивший гордое имя "План бара", был выполнен от руки. Роман начертил на листе половину окружности, потом отсек лишнюю часть хордой. Композиция напоминала перевернутого на спину жука с согнутыми лапками. У лап и брюха жука, наведенных жирной линией, были проставлены размеры, а также указан диаметр окружности. Это и был план бара.
- Все ясно? - осведомился Бухырин.
- Нет. Тут привязка не указана.
- Привязка! - до этого молчавший Зданович оглянулся по сторонам. - Привяжитесь вот к этой лестнице, чтоб проход был метра полтора. Я думаю, будет достаточно.
- Хорошо.
- Еще вопросы есть?! - справился Бухырин.
- Лайтбоксы будут?
- Обойдемся. Тут и так подсветки будет валом. Где остальные?
- Магазин делают.
Ах, да… ладно, занимайся пока. Они как освободятся - помогут тебе. И учти - расслабляться некогда! Если быстро сделаете, будет премия.
- Большая?! - я попробовал уточнить словесные размеры премии.
- Очень! - Бух закрыл глаза и кивнул головой.
- Маленькая! - вмешался Зданович. - Маленькая, но хорошая.
- А сколько это? - такой поворот дела меня не обрадовал.
Два года назад под натиском второй волны барменов треснул "Айсберг" - дорогой аппарат для приготовления дешевых коктейлей. Гена, узнав от Здановича, что "благодарность клуба не будет иметь границ", взялся починить это чудо техники, потратил на него пять дней да прокладок на трояк и с тех пор никак не может увидеть вышеупомянутых границ.
- Вам понравится! - пообещал Зданович.
Часть 24. Курносая блондинка
Дряхлая телега судьбы с впавшими в детство мойрами на козлах, наскочив на огромный булыжник Крюковского сердца, угрожающе заскрипела и зашаталась. Но старуха Клото не растерялась и резкими ударами хлыста вернула строптивую кобылу событий в наезженную колею серой, бессмысленной жизни. Меня это устаивало. Я отдыхал душой и телом, вкалывая по четырнадцать часов в сутки. Особенно приятно было работать по вечерам, когда шум и гам стихал, корейцы уходили ужинать, развлекаться и спать. Баром мы занимались факультативно, с шести до десяти, чтобы не перенапрягаться.
Я начал принимать музыку в лечебных целях. Принесенный из бытовки приемник выдавал сладкие пилюли хитов по проверенному американскому рецепту - что ни песня, то розовые сопли радости. Земфира то и дело отправлялась в Цветочный Город сбивать налоги с ромашек и хвастаться плеером. Стинг слонялся по Нью-Йорку, объясняя свое поведение английским происхождением. "Стрелки" увлеклись софизмами в духе мегарской школы и на потускневшем бриллианте парадокса - "я люблю тебя, а ты меня не любишь" активно вышлифовывали новую грань - "я хорошая, а ты такой плохой". Рики Мартин доставал no passaran'скими призывами. "Руки вверх" пересели с автомобиля на лошадей и гоняли атамана по широкой степи, там вдали за рекою. Я на удивление быстро пошел на поправку и даже громко подвывал тихо светившей луне, чего давно со мной не случалось.
С Крюковой я сталкивался редко и пресные сухари приветствий не могли напитать медленно угасающий интерес к Тане. Домой я уходил, когда день не просто клонился, а прямо-таки лежал в объятиях вечера. Девочки, остававшиеся к тому времени на улицах, либо уже имели партнеров, либо собирались их поиметь за определенную плату и слушать пространные рассуждения о том, "как хороши, как свежи были розы", не желали. Эту крупную пробоину в моей личной жизни отважно закрыла своим телом курносая блондинка.
Сначала я принял Барби за новую уборщицу, так как встречал ее чаще всего на лестнице, которую блондинка мыла, практически не переставая, с короткими перерывами на молчаливые улыбки. Внешний облик Барби поражал несоответствием с поведением. Ее джинсы-чулки держались на широком кожаном поясе со сдвоенными отверстиями, хотя для обхвата кукольной талии было бы вполне достаточно ремешка от часов. Кроме потертых джинсов Барби носила голубую обтягивающую маечку, шириной не намного превышавшую ремень, из какого-то современного синтетического материала, позволяющего подробно изучить все особенности рельефа небольшой, но очень симпатичной груди (мне эта композиция напоминала натюрморт - "Яблоки в трусах"). Верх маечки держался на сосках, а шнурки бретелек, скорее всего, были простой данью моде. Открытый живот смело смотрел на мир аккуратным пупком. Передвигалась Барби с помощью когда-то белых босоножек на высоченных каблуках, однако во время уборок в зале это не мешало ей скакать через фермы покрытия в полметра высотой легко и грациозно как фаворит стиплчейзер на ипподроме.
Еще у Барби были удивительные глаза. Есть глаза, убивающие мутно-черной глубиной как у Тани. А есть плоские, кукольные, на ржавые радужки которых смотришь спокойно, как на использованные гильзы холостых патронов. Барби догадывалась об этом и настроила механизм отрывания век так, что глазные яблоки всегда были наполовину прикрыты. Через пушистые ресницы Барби разглядеть пустоту взгляда было непросто. Корейцы от такого взгляда сходили с ума, нашим тоже нравилось. Чтобы не терять широты обзора, Барби гордо задирала подбородок и напряженные мышцы рта растягивали губы в томную улыбку.
"Вот та девушка, с которой можно иметь безопасный секс!" - подумал я в тот день, когда Барби, жуя пирожок и совершая сложные локомоторные акты высоко подтянутой попкой, покинула пределы видимости.
Появление курносой блондинки на работе после двухнедельного отсутствия было встречено с большим подъемом. Все соскучились по натюрморту и томной улыбке. К бегству обольстителя Ли Барби отнеслась с кукольным спокойствием. Она была славной девушкой и продолжала улыбаться оставшимся корейцам, нам, мусорным бакам, не видя принципиальной разницы. Главное, чтобы ее не трогали руками.
В обеденный перерыв, когда я вышел из клуба и направился в подземный переход за шаурмой, меня нагнала курносая блондинка.
- Привет! - обрадовался я. На безрыбье и Барби - баба. - Где это ты пропадала?!
- Пирожками отравилась, - коротко обрисовала положение Барби.
- Во дела!.. Тебя как зовут?
- Ле-ена.
- Вот видишь, Лена. Говорил я тебе - надо шаурму есть. Шаурмой еще никто не отравился. Пошли - я угощаю.
- Не-е-ет, ты что! - заупрямилась Лена. - Я три месяца хот-догами торговала. Видеть мясо не могу.
Я не уловил связи между мясом и сосисками, но вслух спросил только:
- Что же ты теперь есть будешь?!
В ответ Лена купила сливочное мороженое.
Я занял очередь за шаурмой и стал наблюдать за Барби. Она распечатала мороженое, обгрызла почти всю шкурку вафельного стаканчика и начала медленно обсасывать обнажившуюся плоть мороженого, шумно затягивая воздух и нисколько не стесняясь возбужденных взглядов прохожих. Когда три четверти мороженого растаяли в пухлых розовых губках, Барби проглотила остаток, непривычно широко открыла глаза и страстно замычала. Я не выдержал и отвернулся, подгоревшие куски мяса на кинжале жаровни немного успокоили разгулявшееся воображение.
После обеда Чонг собрал инструкторов, к числу которых относилась к моему удивлению и Барби, прекрасным русским сленгом обрисовал ситуацию и провел первые занятия. Барби обула кроссовки, кинула несколько раз шар, пытаясь повторить движения Чонга, подвернула ногу и ушла домой, слегка прихрамывая.
Судя по упорству, с которым жизнь обрушивала на милую головку Лены неприятности, ей должно было крупно повезти в любви. Я повздыхал и вернулся к работе, но образ Барби засел в моей голове прочно и незаметно, как кубинский нелегал в Соединенных Штатах.
