donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
Несчастный случай
Часть 4. На штурм
К пятнице я окончательно созрел и после работы, до зубов вооруженный электроинструментом, отправился в крестовый поход. Я был полон решимости сражаться за веру в любовь и возможные потери, будь то спокойствие или равновесие, меня больше не пугали. Полчаса я простоял перед входом в клуб, ожидая Таню и проклиная себя за пунктуальность. По графику эту неделю Таня отдыхала и пока я от безделья жонглировал шуроповёртом, периодически срывая аплодисменты охранника, Таня успела поломать ключ зажигания, поругаться с автомехаником, сгонять в Дарьинку к родственникам, оставить там на выходные дочь Надю и вернуться назад. Когда она рассказала мне об этом по дороге домой, я крепко задумался и почти не обращал внимания на дорогу, представлявшую собой второй том полного собрания сочинений Тани о сером братстве. В таком повороте событий я узрел бюст судьбы и ещё больше преисполнился решимости овладеть в эту ночь Таней, если, конечно, она предложит мне остаться. Согласно морально-процессуальному кодексу, утвержденному на общем собрании органов жизнедеятельности, я не имел права открыто приставать к девушкам. В тех редких случаях, когда я преступал придуманный 15 лет назад закон, я всегда получал отказ со стороны девушки иметь когда-либо со мной дело как с половым партнёром, и потом страдал ущемлением самомнения сроком от одного до десяти часов.
С порога я развернул очень бурную деятельность и через полчаса завладел таким стратегически важным пунктом, как совмещенный санузел. Для начала я решил зашить канализационный стояк и обложить его плиткой. Таня одела черный шёлковый халат с желто-красным драконом, изрыгающим пламя в районе ягодиц, и занялась ужином. Приготовление пищи было для неё скорее хобби, чем повинностью. Готовила Таня вкусно, но редко. Впрочем, комплименты по поводу уникальных кулинарных способностей она всегда выслушивала с удовольствием. В тот вечер, получив очередную порцию комплиментов, размерами сильно превышающую яичницу с двумя сосисками, Таня раскраснелась как острый кетчуп. Но когда я, явно переборщив с приправой, начал извергать восхищение её самурайскими прелестями, быстро потушила мой порыв короткой фразой: "Так!.. Не начинай".
Собственно, до начала, по моему мнению, было далеко как до конца ремонта. Но я не стал спорить и замолчал. Выпив кофе и выкурив сигарету, я вернулся в ванную, где в тишине и спокойствии надеялся переварить её слова и красную яичницу. Канализационный стояк нагло выпятил морду ревизии и скрывать свою ржавую сущность под ДСП абсолютно не спешил. "Business is business", - философски рассудил я и возобновил свои труды. К сожалению, Таня не сильно отвлекала меня от работы, а в девять часов и вовсе куда-то уехала, не сказав ни слова и оставив меня наедине с унитазом и моими мыслями. Настроение упало до нуля. Я вышел на кухню покурить и послушать радио, из недр которого нескончаемым потоком лились веселенькие песни о несчастной любви.
- Words! Words don't come easy! - громко сетовала какая-то певица и тут я был абсолютно с ней согласен.
Не успел я выкурить вторую сигарету, как приехала Таня. На лице её сияла печать неземного блаженства. Таня опять стала весёлой и разговорчивой. Она с интересом осмотрела результаты моего надругательства над стояком и своё искреннее восхищение заключила следующими словами:
- Класс!.. А когда ты будешь заканчивать? А то уже десять часов.
- Точно не скажу. Но часов до 12-ти должен закончить. - Предположил я, стараясь как можно непринужденнее стряхивать пепел на кучу опилок в ванной. Таня явно не спешила предложить мне остаться и я попробовал натолкнуть её на эту мысль обходными путями.
- Видишь ли, - начал я, - если всё делать на шару, то работы тут не много. Просто через пару лет всё придется переделывать. Дерево - оно ведь воду любит, пока растёт, а когда дерево используется в качестве каркаса в помещениях с повышенным уровнем влажности… Тут моя мысль, плавно скользя по древу, затащила меня в такие дебри технологического процесса, требующего тщательной предварительной обработки каждой детали, что я серьёзно рисковал утонуть в этих расплывчатых определениях. Через пять минут глаза у Тани помутнели и расширились, как у глубоководной рыбы внезапно поднятой на поверхность. До этого она черпала свои знания о строительстве из легендарного справочника по всем вопросам с простыми и понятными любому страждущему формулировками типа: "и сотворил Господь землю, и увидел, что это хорошо". И этого запаса Тане вполне хватало для спокойного круиза по морю жизни. Пополнять багаж знаний ненужным балластом моих слов Таня не очень-то хотела. Эта тема возбуждала её ещё меньше, чем меня сотрудники ГАИ.
- Делай хорошо. Не надо на шару. - Наконец согласилась Таня. - Мне шара не нужна. Только тебя еще домой везти. Может, ты сейчас закончишь? Пока еще не слишком поздно.
- Ты знаешь… - Я собрал в кулак свою смелость и с непринужденностью Моисея, выжимающего воду из камня, выдавил из себя: - Я тут подумал над твоим предложением и решил попробовать. Так что можешь не волноваться. Я остаюсь ночевать у тебя.
- Вот и чудненько! - обрадовалась Таня. - Конечно оставайся! Я тебе постелю в Надиной спальне. Чего ты будешь ездить?!
Она неожиданно легко разрешилась от бремени сомнений и теперь лицо ее сияло как у японки, удачно сделавшей харакири неоперившемуся мандарину.
- Я тогда поеду отдохну. - Сказала Таня и, воспользовавшись паникой на бирже моих умственных ресурсов, заняла ванную.
Я отступил на кухню, там у какой-то подруги наступило озарение, она научилась летать и даже пообещала показать мне океан света. Я выключил приемник, но шум воды в ванной обрадовал меня еще меньше. Я взял пачку сигарет и ушел на балкон.
Уезжая, Таня пожелала мне спокойной ночи и посоветовала не скучать. Я изобразил улыбку кончающего Кваземоды и ответил, что постараюсь. Когда за Таниной спиной захлопнулась входная дверь, я понял, что чувствовал Наполеон в оставленной Москве.
Часть 5. Утро молодого идиота
Я провозился до двух ночи, разрабатывая план действий на завтра. И если с методами обработки древесины в ванной все было более-менее ясно, то, каким способом довести Таню до благородного состояния самоотдачи, я так и не решил. Спать хотелось неимоверно, веки слипались как пропитанные олифой заготовки. Тани все не было и где она в этот момент удовлетворяла жажду странствий - можно было только догадываться. Наверное, где-нибудь недалеко, в радиусе 50-ти километров. Определить более точные координаты ее местонахождения приплюснутый на темени глобус головы, раскачивающийся в пушистых облаках дыма, помогал мне мало. "Ладно, буду спать". - Решил я.
Черт его знает, что в голове у этой Тани, может, она очень стеснительная для такой внешности и под маской безразличия прячется большое и доброе как у Остапа Бендера сердце, жаждущее любви и ласки? Абсолютно безразличной ее не назовешь, и постель мне постелила и горячей воды в ванную предлагала набрать. Может это неспроста? Может быть, я действительно поразил ее воображение своей изысканностью и обходительностью, но она слишком стеснительна и собирается овладеть мной, еще тепленьким со сна, без всяких там прелюдий и интермедий? А иначе с чего бы ей проявлять такую заботу о чистоте моего тела? Да … ясная майская ночь действовала безотказно… ночью любые бредовые идеи кажутся вполне логичными и легко выполнимыми. Недаром многие великие открытия и эпохальные свершения вроде октябрьской революции или лишения девственности совершаются именно под покровом ночи.
Я тщательно вымылся, уделив особое внимание своему члену, как знать, может и для него в этом доме найдется работенка. Засыпая в новой незнакомой обстановке, я испытывал приятное чувство томления и неизвестности. Мало ли что, а вдруг Таня, когда приедет, действительно захочет мужчину, а я тут как тут, тепленький и свежевымытый.
Но как следует переспать с этой мыслью мне не удалось. Часов в 5-ть меня разбудили слишком оживленные для такого времени суток голоса, женский и мужской. Предчувствия меня не обманули - Тане действительно понадобился мужчина, но, судя по доносившимся голосам, этим мужчиной был не я. В этом не было ничего сверхъестественного и умом я это понимал. Вот только как объяснить это тупому подсознанию и его напыщенному приятелю либидо?
Стены заглушали голоса и разобрать отдельные слова было невозможно, но то, что говорившие не молились за упокой, было ясно по частым раскатам смеха. Два часа я пролежал, безуспешно пытаясь решить как вести себя дальше. Голоса утихли, но разбуженная ревность не давала мне покоя. Сильно хотелось выйти посмотреть - кто там такой веселый, но я боялся потерять хладнокровное спокойствие и сморозить какую-нибудь глупость.
Рыцарь из меня не шибко видный. Морду мне били не часто, но зато качественно, вопреки всем законам философии. Да и то не из-за женщин, все больше по пустякам да по почкам. Больше всего мне досталось зимой 89-го, когда я защищал Родину и честь мундира. Я был тогда в отпуске и, навещая бывших одноклассников, по этому поводу напился до безобразия под чутким руководством Витьки Кашлова, подавшего в отставку после недели добросовестной службы в танковых войсках по статье 7б. У Витьки была уважительная причина - ему не понравился вид за окном казармы. После третьей бутылки водки меня тоже перестал радовать окружающий мир вообще и двое прохожих в частности. Они позволили себе нелестно отозваться о военно-морском флоте. Дуэль была неизбежной. Очнулся я утром без куртки, шапки и ботинок в квартире у Кашлова с адской болью в спине. Из вчерашних обидчиков я запомнил только асфальт. Самое обидное было то, что ботинки я снял сам в соседнем подъезде на пятом этаже и Кашлову, получившему свою порцию с добавкой и приправой под левым глазом, довелось повозиться, прежде чем он убедил меня поменять дислокацию и отбуксировал в гавань своей квартиры.
Когда мочевой пузырь припер меня к стенке кровати, я решил отбросить сомнения и выйти. В зале никого не было, дверь Таниной спальни была закрыта и я, приободренный таким положением вещей, прошел в санузел. На кухонном уголке, отреставрированном мной в самом начале, лежало спящее тело Романа - нашего осветителя.
Роман Мочуцкий был веселым молодым человеком 24-ти лет. Он любил жизнь и девушек еще больше чем я. Работал Роман чаще по ночам, освещая, как мог, концерты и шоу, и потому, пользуясь удобным моментом и яркой внешностью скучающего плейбоя, частенько развлекался с опухшими от обилия света, шума, алкоголя и душной атмосферы вседозволенности посетительницами под сенью нивелира в нашей бытовке.
Год назад у Романа была жена и арендованная квартира, в которой они решили свить уютное гнездышко любви и с этой целью затеяли в квартире ремонт. Во время проведения шпаклевочных работ семейное счастье Романа дало трещину, причем настолько сильную, что он развелся с женой, не успев даже доклеить обои.
Это случилось полгода назад. Роман ходил злой и даже обещания мифической премии за хорошую работу его больше не радовали. Всем, готовым его выслушать, Роман охотно объяснял причины своих неудач в семейной жизни и говорил, что больше никогда в жизни не свяжется с женщиной, в словарном запасе которой есть хотя бы намеки на слово ремонт.
Работы у Романа всегда было полно: директор клуба Бухырин раз в месяц покупал очередное чудо осветительной техники, искренне веря, что посещаемость клуба после этого резко увеличится, восхищенные клиенты будут писать ему любовные записки и, завернув их в стодолларовые купюры, кидать в ящик "для жалоб и предложений". Неверные счета и пустые пачки от сигарет, обычно наполнявшие ящик, не смогли поколебать веру Бухырина в людей и он с упрямством, достойным другого применения, продолжал эксперимент. Вешать эти чудеса техники приходилось в самых неподходящих с точки зрения монтажа и обслуживания местах. Ответственность за установку обычно вешали на меня и Валеру Иванова - моего напарника и учителя, постигшего все тридцать девять ступеней столярной школы мастеров и в совершенстве владевшего боевыми искусствами сантехника и монтажника-высотника, а Роман тянул кабели питания и управления. Кроме того, сканеры с пугающим постоянством ломались в строгой пропорции один к одному - один сканер в неделю. Сканеры висели высоко и весили килограммов по сорок. Процедура их ремонта своим постоянством и однообразием опротивела мне больше, чем утренняя зарядка на большом морозильном траулере во время похода к американской земле обетованной.
Когда боль разлуки перестала терзать молодое сердце, Роман опять повеселел и снял комнату в частном доме. Он завел себе собаку-сучку и отрывался на ней по полной программе. В последнее время Роман, приходя на работу покопаться в сканерах и испортить нам обед, приставал ко мне с вопросами, как лучше отремонтировать канализацию или как быстрее и дешевле сделать встроенный шкафчик для инструментов. Пару дней назад я обещал помочь ему в изготовлении столика под телевизор. На дорогу его жизни опять опускался шлагбаум ремонта и тень от этого шлагбаума проступала на лице Романа все отчетливее.
Когда я увидел Романа Мачуцкого, обнимавшего записную книжку, то почувствовал огромное облегчение. Приятно все-таки знать своего врага в лицо. Облегчившись еще раз и спустив воду, я отправился в Надину спальню в надежде еще хоть немного поспать. Через пару часов я снова проснулся, услышав голоса, на этот раз менее громкие и веселые, зато бубнившие не переставая.
- Интересно, - подумал я, взглянув на часы, - о чем это можно так долго и нудно говорить в 9-ть часов утра? Ладно… пора вставать, выспаться мне здесь сегодня не дадут, но работать помешают вряд ли.
Я оделся и, открыв дверь спальни, увидел на маленьком диване, больше напоминавшем кресло, Романа. Роман согнулся в нетрадиционной позе, представлявшей собой нечто среднее между рассредоточенным йогом и сосредоточенным рыболовом, с дистанционным пультом управления в одной руке и переносной телефонной трубкой в другой, и делал вид, что очень удобно лежит. Голова его, согнутая под неестественным углом, опиралась на правую спинку дивана, а ноги - на журнальный столик перед включенным телевизором. Бубнившие голоса принадлежали героям мыльной оперы южно-американского происхождения и раздражали Романа, так же как и меня. Он с упорством радиста, потерявшего связь в Атлантическом океане, клацал по кнопкам пульта, пытаясь или переключить канал или уменьшить звук. Но избавиться от сериала было не просто. Роман повернул ко мне голову и попытался кивнуть в знак приветствия.
- О?!.. Роман… - я сделал вид, что удивился, - если ты приперся в такую рань узнать насчет столика под телевизор, то это голяк. Я еще ничего не начертил. А если нет, тогда я рад тебя видеть. Так это ты мне спать не давал своими криками?
- Нет. Это Танька. Водки перебрала. Веселилась. Спит теперь. - Ответил Роман, отбросив пульт и пытаясь принять более традиционную сидячую позу. - Пошли покурим.
Мне стало еще легче. Вряд ли между ними что-нибудь было. Если баба дорывается до выпивки, то ее уже ничего не интересует и не возбуждает, даже самый желанный мужчина. Достаточно вспомнить Маришу Частинко - первую женщину в моей жизни и то, каких трудов и денег мне стоило доставить ее домой после посещения ресторана или визита к любимой подруге. Добиться соответствующей награды за столь благородное обхождение было от нее невозможно и лишь иногда она, очнувшись на короткое время, выражала свою благодарность непереварившимися остатками ужина.
Мы отправились на кухню, покурить и почесать языки.
- Да… Танька это конь…- Роман достал сигарету из сплющенной пачки "Camel", закурил и продолжил начатый разговор, - приехала вчера в клуб, насосалась коктейлей на баре, потом меня выцепила, говорит, бросай работу, поехали гулять. Потащила меня в "Аленький цветочек". А потом в три часа ночи ее понесло на кладбище. Пьяная-пьяная, а скорость меньше ста не сбрасывает. Я уже думал, сами не доедем - добрые люди утром отвезут. В полпятого сюда приехали, взяли бутылку водки для продолжения банкета. Сидели - бухали на кухне.
- А меня чего не разбудили?
- Танька хотела, но я ей сказал, что у тебя желудок больной и ты пить не будешь. Ты ж никогда не пил в клубе, все на желудок жаловался. - Ответил Роман, то ли оправдываясь, то ли отмазываясь.
Никогда не думал, что здоровый образ жизни может привести к таким печальным последствиям. Я, действительно, пью редко и чаще пользуюсь желудком как убедительной отговоркой, а не как вино-перерабатывающим комплексом. Но менять что-либо было уже поздно. Мне оставалось только добавить избитую как школьный портфель фразу:
- Роман ты же знаешь, на дурняк пьют даже язвенники и трезвенники… Ладно, не будем о грустном, ты-то чего не спишь?
- Да, б…, сегодня шоу, пушка нужна, а у меня пока никаких концов. С шести утра всех знакомых осветителей обзваниваю, ни одна падла не отвечает.
- Дал бы поспать людям, суббота все-таки.
- В четыре - репетиция. Если пушки не будет - Бухырин опять развоняется. Снова скорчит свою кислую рожу, хоть бесплатно всем в коктейль добавляй. Я еще не спал сегодня, а ночью - шоу, если до репетиции пушку не найду - поспать опять не удастся. - Роман погасил окурок и застучал по кнопкам телефона.
Я обследовал кухню в надежде найти что-нибудь пригодное для употребления в пищу и по сложности приготовления не превышающее яичницу. В холодильнике лежал мороженый лосось и куча косметических карандашей. В шкафчике над разбитой горем мойкой я обнаружил стройные ряды жестянок с крупой, сахарницу, пакетик чая и пустую банку из-под кофе. На столе стояла забитая окурками пепельница, рюмки, стаканы, початая бутылка водки и два смятых пакета сока. Сладкими сырками и бананами, главными компонентами моего завтрака в последнее время, здесь и не пахло.
- Я смотрю, из жратвы в доме осталась только водка, пойду куплю чего-нибудь. Где тут ларек или магазин? - спросил я у Романа, нежными ласками пытающегося извлечь из телефонной трубки звонок оргазма.
- Черт его знает, я сам тут в первый раз. - Ответил Роман, не прерывая своего занятия.
- Понятно. Тебе взять что-нибудь?
- Да, увидишь батарейки маленькие - купи, а то пульт совсем не работает.
- Ты гонишь, Роман, даром что электрик. Телефонная трубка работает от аккумуляторов. Пойди лучше поставь ее на подзарядку и через час обязательно куда-нибудь дозвонишься.
- Я что-то не пойму, кто из нас всю ночь пил водку. Я тебе толкую о батарейках для дистанции от телевизора.
Возразить было нечего. Я выложил из сумки непонадобившиеся вечером инструменты, накинул сумку на плечо и отправился искать бананы, хлеб и батарейки. Последние дни весны с трудом сдерживали приближающуюся жару, чистое небо с ярким пупком солнца восхищало своим огромным величием и глубиной. На душе было так легко, что я чуть не прыгал от счастья. Хотелось подняться в эту голубую пропасть, обнять солнце руками и громко беззаботно рассмеяться, а потом присоединиться к птицам и мирно гадить на все достижения человеческой цивилизации. Ни черта на этой земле не изменилось с тех пор, как вымерли динозавры. От пещерного человека я отличаюсь только тем, что у меня нет дубленки из натуральной кожи. Ощущения и эмоции те же. Странно все-таки, как мало иногда бывает надо для счастья. И, оказывается, чтобы узнать, что такое счастье, вовсе необязательно трахнуть самую красивую девку в городе. Для этого вполне достаточно, чтобы это не сделал кто-нибудь другой.
Часть 6. Большие маневры
Я вернулся через полчаса, как добрая мамаша, неся в клюве пучок бананов, хлеб, масло, чай, кофе, пару бутылок минеральной воды и батарейки. Таня все еще спала. Мы позавтракали без нее и каждый занялся своим делом. Я продолжил покорение канализационного стояка, а Роман - изнасилование телефонной трубки. К двум часам дня ситуация изменилась мало. Таня по-прежнему спала, канализационный стояк измывался надо мной как хотел и только Роман начал проявлять признаки нетерпения. Друзья осветители не хотели разговаривать с ним, пользуясь тем предлогом, что их нет дома.
- Да сколько можно спать, где они все лазят? - спрашивал Роман, каждые пять минут заглядывая в ванную. - Не-е-ет, надо что-то делать.
Он разбудил Таню с третьей попытки, нарисовав ей сладкую картину райского завтрака с душистой чашечкой кофе, свежим хрустящим батоном и блестящими кубиками шоколадного масла. Услышав про масло, Таня удивилась и встала урвать от райских щедрот свою порцию. Но путь к наслаждению оказался неблизким. Таня, задевая халатом табуретки и залежи опилок, медленно курсировала по квартире как тральщик, потерявший рулевое управление. Иногда приливы сознания выносили ее на кухню. Она садилась на табуретку возле стены, молча слушала последнюю сводку с поля боя за осветительную пушку, и медленно пила газированную воду. В таких случаях я пристраивался ей в кильватер и тоже выходил на кухню покурить и переброситься с Романом парой слов о бессмысленности бытия.
К трем часам Роман вычислил координаты пушки и уже звонил, вызывая такси. В 20-ть минут четвертого он убежал, фамильярно шлепнув меня по заду, торчавшему из дверного проема ванной, наконец-то оставив меня наедине с Таней. По спине пробежал холодок страха и неуверенности, как вести себя с Таней я так и не решил. Как показывал мой жизненный опыт, если я не целовал девушку в первый же день, то на такой девушке спокойно можно было ставить крест и искать другую мишень для вожделения. Старое ружье опыта стреляло редко, но било без промаха и осечек пока не давало.
Часам к шести Таня немного пришла в себя, сварила суп и позвала меня обедать. Правила этикета требовали сменить фрак или хотя бы одеть чистую рубашку, но я ограничился мытьем рук. Сразить Таню безупречным внешним видом мне не удастся, это я уже понял. Обедали мы молча. Таня почти не ела и лишь иногда одергивала халат, одетый на голое тело, когда он слишком открыто хвастал своими закромами. Я сосредоточенно молчал и в поисках темы для разговора ковырял ложкой в супе. Намного приятнее молчать с девушкой, мысли которой написаны на лице. Знаешь о чем с ней можно поговорить. На лице Тани ничего кроме похмелья разобрать было нельзя, а затрагивать эту болезненную тему не хотелось.
- Кажется, сегодня один из тех редких случаев, когда выглядишь ты не очень, - выпустил я пчелу мысли в отцветающий сад нашего общения.
Таня снова запахнула халат и, вздохнув, задала мне вопрос, давно волновавший лучшие умы человечества: - Чего я вчера так напилась?
Я не знал, что ответить. Таня встала, собрала тарелки со стола и занялась приготовлением кофе.
- Я ж вообще водку не пью. Это все из-за Романа… - и Таня принялась излагать свою версию событий.
Как всегда в подобных случаях, я слушал молча и в нужных местах поддакивал. Не встречая знаков препинания с моей стороны, Таня разошлась и поведала мне еще несколько подобных случаев веселого истребления времени и водки. По ее словам выходило, что девочка она, в основном, хорошая, добрая, безобидная. Только погулять любит, повеселиться и за такую удаль да разухабистость покойный ныне муж даже пытался выкинуть Таню с балкона лет пять назад, чтоб больше, значит, не мучиться.
Да нрав у нее был, действительно, трудно поддающийся дрессировке, этот мустанг растоптал немало самоуверенных ковбоев. Но чем больше Таня говорила о своих недостатках, тем больше она мне нравилась. Я все глубже погружался в трясину обаяния ее грудного голоса с легким французским акцентом.
- Да веселая ты девка, - сказал я и неожиданно для себя добавил. - Я б на тебе женился, если б ты была не такая красивая.
Таня отреагировала на мое предложение спокойно, как будто я ей предлагал еще чашечку кофе.
- Спасибо, не надо, - и она присовокупила железное основание своего отказа, на котором многие женщины пытались строить свою жизнь, - мне нужен такой муж, чтоб смог позаботиться о Надьке, ей уже десять лет, а растет беспризорницей. Я хочу, чтоб у нее было обеспеченное будущее, хватит того, что я в детском доме выросла. Сам понимаешь.
- Так ото ж … это я понимаю, потому в женихи и не лезу, - ответил я и сам поразился легкости с какой минуту назад почти сделал предложение.
В 91-м, в результате многолетнего сексуального общения с Мариной Частинко я опустился до того, что снял однокомнатную квартиру на пятом этаже дома номер семь на площади Котовского. Два месяца я вел райскую жизнь, объедаясь яблоками и воплощая в жизнь многочисленные эротические фантазии. Марина была опытной 29-летней женщиной с семилетним ребенком на руках и определенными планами на будущее. К тому времени ее возбуждала только одна очень смелая эротическая фантазия. По вечерам Марина - аки змий-искуситель - рисовала мне яркую картину солнечного летнего утра и Дениса Балдахинова с Мариной Частинко, идущих в дом номер три на площади Котовского, где рядом с книжным магазином располагались врата Загса. Я обещал приложить все усилия, чтобы эта дикая фантазия стала реальностью, но решиться так и не смог. Кроме Марины эту землю населяли еще приблизительно три миллиарда женщин и я решил, что связывать свою жизнь именно с Мариной и ее ребенком было бы глупо. Четыре года я боролся с искушением, но до заветных ворот так и не добрался. А тут понесло как Матросова на дот… следить надо за базаром.
- Ничего сделаю тебе классный ремонт, будет у тебя приданое - что надо, - сказал я и отправился в ванную.
В девять часов я прилепил первую керамическую плитку на обшитый ДСП стояк. Впечатленный исторической грандиозностью события, я оторвал Таню от мытья посуды и позвал посмотреть на плитку. Таня тоже прониклась торжественностью момента и в глазах ее загорелись первые проблески надежды на скорое возрождение домашнего очага. Я предложил этот первый камень в прочном фундаменте ремонта обмыть по традиции моряков, спускающих корабль на воду, шампанским. Таня не возражала, остатки похмелья и апатии покинули ее окончательно, она только посоветовала мне быть поосторожнее. На улице уже стемнело и ходить в такое время суток по их поселку, не будучи аборигеном, опасно. Уловив нотки беспокойства в Танином голосе, я возрадовался как свидетель Иеговы, услышавший соло на саксофоне в исполнении архангела Гавриила, и еще больше преисполнился решимостью отправиться на поиски священного напитка. Ходить я любил, но еще больше я любил об этом рассказывать, уже стоя в дверях, я начал рассказ о пешем переходе Измайловка - Цусимское. Тогда мне пришлось пешком преодолеть расстояние в 25 километров по абсолютно незнакомой местности и в такое же время суток. Но только я дошел до перечеркнутой вывески села Измайловка, как Таня сбила меня с наезженной за шесть лет колеи повествования.
- Иди-иди, - сказала она, - шампанское закончится.
Это было очень верное замечание, если учесть, что я не знал, где именно в столь поздний час бьет источник, дарящий людям утешение и радость за умеренную плату. Утром меня больше интересовало содержимое неба, чем облущившихся приземистых ларьков.
- Да, точно, - сказал я и исчез в ночи.
