donbass.org.ua | авторы и тексты | прислать работу | другие ресурсы | гэстбук
Сквозное дыхание
Игорю Высоцкому посвящается.
1. Начало (путь неизвестен).
Вместо эпиграфа:
О! Скокка нам открытий чудных….
Вот-вот… Именно. Дарит просвещенья дух. Или, может быть, дух невежества. Он-то как раз дарит гораздо больше открытий, чем пресловутый – просвещенья. Профессионалы и дураки (почему-то люди так думают) ничему не удивляются. И даже поговорка такая есть – нельзя, мол, спорить с профессионалами и с дураками… потому что в споре ведь может случайно родиться истина – а они и не заметят…
Вот, пожалте, открытие. Точнее, закрытие. Открытие было бы, если б я узнала, куда. Куда??? Деваются куски человеческой жизни. Просто уходят из памяти. Отрезки бытия, которых нет. Но были же, были!!! Куда, куда, куда вы удалились…
Я ведь помню все. Как зовут меня. Год рождения. Мама моя – врач, папа-инженер, брат – придурок, это я тоже знаю. Помню свой дом, в котором жила до последнего момента, и как он был устроен, обставлен, и как каждую пылинку из него вычищала и навлекала тем самым на себя великий праведный гнев окружающих. Ну, правда, зачем нам идеальный порядок? Пусть будет, как есть. А я не хотела как есть, а хотела как надо. А кто тебе, милочка, сказал, что так надо... Сама догадалась?
Но это я отвлеклась. Продолжим.
Я помню даже картинки, которые развешивала на стенах – и свои, и чужие, и по какому маршруту ездила на работу, и как выглядел водитель – красивый молодой человек в постоянно клетчатой рубашке. И что отношения с начальством у меня были неожиданно хорошие, и так же неожиданно для себя я оказалась неплохим специалистом, и меня уважали, и у меня даже был возлюбленный, неплохой парень, с серьзными, как это сейчас говорят, намерениями. И мы жили в такой ма-аленькой хрущевке с окнами на юг, у нас было все, что нужно для счастливой и долгой жизни – ванна, плита и газовая колонка. Я помню абсолютно все касательно моей прекрасной прошлой жизни. К сожалению, прошлой. Мне бы хотелось повторить все это при случае. Но случая уже не будет. Что имели – не хранили…
Опять отвлеклась. Грязно тут как-то. И воняет. И я не помню, черт возьми, силюсь представить себе последовательность событий, как я пришла от Той жизни к Этой, и не могу. Я ничего не помню. Я не могу знать, как я оказалась в этом богом проклятом месте.Жаль. А то я бы учла это на будущее…
2.Без окон, без дверей…
Хотя не так уж тут и плохо. Думала, будет хуже. По крайней мере, меня никто не видит. И поэтому я никому не нужна. И слава богу. Раньше не считала, что счастье – это когда ты никому не нужен. Потому что нужны здесь бывают люди только с целью их убить. Или покалечить. Стараясь не вымазаться в крови, я аккуратненько переступаю через красные лужи, прыгаю по табуретам, вот тут надо схватиться за гвоздь, и рр…раз – я уже на верхней полке. Сижу. Отдыхаю. Верхняя полка - как в плацкарте.
Квартира напоминает улей.Если, конечно, это – квартира. Человеческий улей, хотя лучше бы тут были пчелы.
Сначала я подумала, что это тюремная камера. Но мне не с чем было сравнивать, никогда раньше не была в камере. В Прошлой жизни сказала бы «тьфу-тьфу-тьфу», а сейчас – поздно… Наверное, это и есть камера, только без надзирателя. Надзиратель не позволил бы творить такой беспредел. Просто комнаты, много комнат, люди и нары. Нары обтянуты дерматином, и потому напоминают полки в поезде. Странное место.Запах крови. Вкус ненависти.
И люди - «тоже ничего». Огромные и маленькие, но все жилистые, сильные, злые восточные мужики (как хорошо, повторяю, что они меня не видят!!!) люди, как это говорили в Прошлой жизни, «кавказской национальности», хотя их вроде тогда много было, национальностей – то этих. А тут – все одно. Странно похожие друг на друга смуглые мускулистые особи в шрамах. Стремящиеся убить, поранить при каждом удобном случае, стучащие друг друга по почкам, печени… Железо скребется по стеклу, периодически раздается стрельба, и это воспринимаетмя как полная жуть лишь в начале, необыкновенно быстро привыкаешь к этим звукам и они уже кажутся тебе традиционными… Ножами тоже машут, и порой небезрезультатно. Жертвы издают предсмертные вопли, на которые никто не обращает внимания. Гибнут смертью, когда храбрых, а когда – и трусов. Их тела затем постепенно исчезают куда-то, мне не удалось отследить. Но не все. Некоторые, суточной давности, лежат тут до сих пор.
А иногда все стихает, воцаряется относительный мир, они садятся друг напротив друга и пытаются говорить, правда, все это довольно далеко от дипломатии. Орут друг на друга, некоторые продолжают распускать руки, но в целом – спокойно. В одно из таких перемирий я и узнала причину драки…
Оказывается, это одна секта мусульман дерется с другой сектой мусульман. Вы возразите – этого быть не может. Все они едины, скажете вы, и в этом их сила. А еще в злости, ненависти ко всему остальному, немусульманскому миру. И когда вы возразите – я пойму вас. Просто вы судите по Прошлой жизни, а я - по тому, что вижу.
Но самое странное в этой картине – это то, из-за чего они дерутся. Одна секта утверждает банальное – нельзя есть свинину. Угадайте, что утверждает другая!!! Сечете? Вторая (ну, чтобы легче было с нумерацией) секта мусульман, не менее агрессивная и жилистая, чем первая, дерется из-за того, что, по ее мнению, свинину есть можно и нужно!
- Я даже водку пью! – говорит человек из первой секты (оцените эту фразу) – но свинину не ем!
- Я вот водку не пью, - это тоже человек из первой – но и свинину опять же не ем. Есть Коран. Есть закон. Зачем есть свинину? Когда можно просто соблюдать правила и не гневить Аллаха….
Ох уж мне эти люди, деятели, руководители и представители власти, полюбляющие говорить о том, что положено и что не положено… Вещающие на эту тему постоянно, и, самое интересное, плодящие беззаконие в большей степени, нежели хронические разгильдяи... но это уже банально, старо, как и вся эта Прошлая Жизнь, некоторые подробности которой я все же, кстати, не могу вспомнить, а жаль…
Вторая же секта отличалась относительным дружелюбием.
- Зачэм выбирать, чего есть, чего нэ есть, - эта, как впрочем, и все остальные их фразы говорились с ярко выраженным акцентом и поистине пионерскими задором и выразительностью. – Зачэм выбирать, ведь Бох одын! – Нет, все же в этом положительно есть некоторая логика. Жаль, что не с кем поделиться размышлениями.
Насытившись созерцанием мира, я откидываюсь на свою «верхнюю полку», расслабляю спину и устремляю взгляд в потолок, кстати, тоже изрядно забрызганный кровью правоверных. И неправоверных. Господи, какое счастье, что моя грешная душа еще не достигла этого ада, а только на пути к нему… Может, свернет по дороге?
- Эй, дэвушька…Эй! - Меня кто-то трогает за плечо. В ужасе оборачиваюсь, а рядом со мной, на соседней верхней полке – человек. Такой же, как и они, только еще хуже. На смуглом скуластом лице – клык. Самый что ни на есть настоящий. Белый, крупный… И повязка красная на голове. Что бы это значило, кстати? Чего там у мусульман означает красный цвет? Но не важно…Главное – привет, меня уже заметили. А значит, моя душа уже кой-куда попала. Интересно, у евреев есть ад? Кажется, нет. Но. Если есть, добро пожаловать, Наталья Моисеевна… Это, специально выделенное природой местечко для борьбы недобитых Америкой мусульман…
Но все же, преодолев ужас, я оборачиваюсь, смотрю на него внимательно. Даже какое – то дружелюбие есть в этом взгляде. И вопрос.
- Ты свиныну кушиешь?
Таааак…приехали. А что же ему отвечать? Почему-то совершенно не ожидаешь по жизни, что и тебя вдруг могут о чем-то спросить.
Это как в старом, бородатом анекдоте из Прошлой Жизни. Кажется, про китайцев - «Сизу, пью цай. Стуцят. Открываю дверь, спласивают - ты за Мао Дзедуна или против? Говорю – за Мао. Сняли станы, набили зопу, усли. Сизу, пью цай. Стуцят. Открываю дверь, спласивают – ты за красных иль за белых? Говорю – за белых. Снимают штаны, бьют палкой…» Откуда, из какой группировки сей персонаж? Ээх, зрительная память… А еще художник. Декоратор. В той, прошлой жизни.
Оторвемся ненадолго от свинины и того, стоит ли ее есть и пройдемся по коридорам этого заведения. Они, в принципе, существуют. Их несколько. Но нет среди них ни одного, кончающегося дверью. Не заведомым выходом, а даже просто дверью. Куда эти чудики ходят по нужде? Откуда им приносят еду? Или, может, им не приносят еду, может, они друг друга тут тихонько поедают, это, кстати, ответ на вопрос – «куда деваются трупы». Весело, правда? Окна, зато, тут имеются в достатке. В каждой стене. И я, кажется, понимаю, для чего. В эти окна отлично просматривается город, все его достопримечательности, и я узнаю его, это мой родной город, и даже вон там, за театром, должен быть мой дом, его просто не видно, но… это все на одиннадцатом этаже. Прыгнем?
Вот тут - то я и поняла, почему надо говорить правду. Ну, то есть, не надо, а просто можно. Убьют по причине поедания свинины – на здоровье, иначе я бы никогда не выбралась отсюда (кстати, интересно, а я еще жива?). Уж лучше смерть, чем эти муки (хотя нет, не муки, просто очень неприятно). Убьют по причине непоедания свинины – как говорится, те же яйца, только в профиль.
- Да, - отвечаю я, - я ем свинину. И не только свинину. Я всякое мясо уважаю. У меня без мяса пропадает здоровая агрессия.
- Маладэц, дэвушька, как зовут? – в процессе произношения слов его белый клык неприятно двигается.
- Наташа…
- Хароший, наташа. Свинину нада кушить, там витамин многа, - стоп! – Думаю я. А почему акцент у него грузинский??? Хотя - территориальная близость же... Слушайте, а вдруг он – совершенно случайно - грузин и потому, кстати, и ест свинину. Религия ему не мешает.
- Хочишь, я тебе с жиной пазнакомлю?
Хм. С женой. Поворот событий. Ну ладно, пошли. Слезаю с полки. Галантный, руку подал. Точно грузин. Как он тут оказался? Как все. В ад попал. В рай с такими клыками не пускают – думаю я, пока иду с ним в другой конец коридора. Кроме него, меня по-прежнему никто не видит. Наверное, все всех здесь видят, или не видят, исходя из вероисповедания только лишь. А может, и не только. Может, это у них общий ад – для всех, но при этом православные отдельно, католики отдельно, мусульмане отдельно – они не соприкасаются даже зрительно. Чтоб не портить друг другу настроение. Стоять, а почему тогда я их вижу??? Без ответа.
Тем временем мы приходим. Куда? Не задавайте сама себе глупых вопросов, Наталья Моисеевна. Туда. Тут все – здесь, рядом. Еще один отсек этого дрянного помещения. Но - намного менее людный. И более чистый. Эти два качества взаимосвязаны. В углу комнатки стоит стол. Рядом - швабра с тряпкой. На столе чашка с чаем, за столом женщина ужасного вида, одетая в бог знает что, какие-то серые тряпки. Невероятно толстая. У нее крупное пористое лицо и нос картошкой. Она смотрит на нас добрыми глазами. И видит меня, единственная из жителей комнатки.
- Зашел на чаек? Попейте.
Достает откуда-то две чашки, чайник. Наливает. Протягивает мне руку.
-Галина.
С именем «Галина» у меня связано два образа. К одной Галине ушел от меня мой первый возлюбленный, а вторая когда-то преподавала у меня мастерство шаржа. Очень разные были гражданки.
Я киваю.
- Очень приятно…
Мужу:
- Это твоя любовница?
Я, не в силах сие откомментировать вербально, жестами выражаю протест – нет, нет, что вы. Тщедушный взгляд ее не меняется. Клыкастый мотает головой – мол, нет, не любовница, и говорит:
-Тоже свинину ест.
-У нас нет свинины. Только чай.
Садимся за стол. Она достает из какого-то потайного ящика сахарницу и лимон. Роскошь.
-Я работаю тут уборщицей. Отмываю полы от крови. Мне хорошо платят,- поясняет она. – Все, кто занимается чистотой, тут очень неплохо живут,- и улыбка у нее остается прежней. Добродушной и без намеков.
-Тебе нравится тут? – совсем без издевки, между прочим, спрашивает.
-А Вам?
-У меня нет выхода. Я старый, больной человек. Муж нетрудоспособен. А я вот хоть…полы мыть умею.
Муж у нее, видите ли, нетрудоспособен. Ему бы орехи колоть. За деньги. Клыком. Хорошо получится. Ээх, злая я стала. За что я его так…Нормальный ведь мужик. По крайней мере, никого не убивает. Наверное. А уродства – они у всех. У меня вот – моральное…
-Так тебе тут хорошо? – Господи, ну нельзя же так грубо возвращать к действительности.
-Нет.
-Тогда почему ты тут?
-Не знаю…Я не знаю, как я здесь оказалась.
-Но ты же тут уже оказалась. Это в прошлом. А думать надо о будущем.
-Какое же тут будущее?
-Почему тут? Ты же можешь уйти.
-Из жизни? - говорю. И думаю: «Я, кажется, уже из нее ушла…»
-Почему?! – искреннее удивление. Как хорошо у нее получается искреннее удивление!- Просто вернуться домой.
-Издеваетесь?
-Что ты? Зачем?
-Как я отсюда выберусь??? – меня это все потихоньку начинает бесить. А я вообще-то и раньше была легка на эмоции…- Тут ни одной двери!!!
Одиннадцатый этаж. Я их считала!!! Этажи–то. Куда они тут все в туалет ходят??? Их тут держат, пока они не поубивают друг друга. Куда они потом деваются.
-Никуда. Тут и правда, дверей нет… Об этом все знают. И никто не задает глупых вопросов.
-Ну так чего же вы????
И тут она опять делает такое удивленное лицо и говорит мне…
3. Ты что, летать не умеешь?
-Ты что, летать не умеешь?
Анекдот. Приехали. Тюрьма, для экономии удачно совмещенная с цирком. Верх гармонии.
Я встаю из-за стола, поворачиваюсь и ухожу. Хотя… Я, наверное, в привилегированном положении. Надо мною тут издеваются явно меньше, чем над остальными.
Галина тоже встает, и, несмотря на огромнейшую свою массу, пытается меня догнать. Удается. Хватает за плечи. Не противно. Оборачиваюсь.
-Ты не обижайся… ты что, правда - не умеешь? – Она выглядит, как плюшевый медведь. Страшненький такой, старый. Но милый.
-Нет.
-Господи… - почти слезы. – До чего мы дошли… Или это экология у нас такая…Посмотри на себя, солнышко. Молодая, здоровая девка – и не умеет летать.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Ну, кто еще назовет меня молодой здоровой девкой? В очередь!
-А вы… умеете?
-Я сама не летаю, но научить могу.
Русская народная поговорка – «не можешь сам – научи другого». Был у меня в юности преподаватель по искусствоведению. Сам рисовать не умел. А искусство понимать учил. Гнусный был дядька. Взяток не брал принципиально…
-Это я сейчас не могу. С возрастом навыки утратились. Я могла когда – то. В молодости. Мы вот даже с Жорой познакомились…
Жора – это клыкастый грузин – догадываюсь я…
-На облаке, что ли? – я злюсь и понимаю, что злость моя не сталкивается с ее сопротивлением совершенно – и ненависть превращается в беззлобную насмешку.
-Неет… Мы в молодости автостопом ездили. На Самолетах. В дороге познакомились.
-Хиппи, что ли?
-Ну, вроде того…
Ага. Таблеточек галлюциногенных обьедятся – и вперед. На самолетах автостопом. Господи, за что мне все это?
- Понятно. Спасибо за чай. Приятно было познакомиться.
Я осторожно снимаю ее руки со своих плеч, и снова поворачиваюсь и ухожу. Думаю о своих мусульманах и о тех, кого я не досчитаюсь, вернувшись. Бедные люди. Угораздило в детстве Коран почитать. Бывает же…
Она кричит мне вслед:
-Могу научить!
И секундой позже:
-Смотри, больше не предложу!
Впервые, в процессе нашей с ней беседы – кричит.
4. Да.
-Вот смотри. Становишься ровно, позвоночник расслаблен, но держи его все равно прямо, - она ходила вокруг меня и рассматривала, словно она - врач, а я - пациент, соответственно… – Вот попробуй. Расслабься и одновременно выпрямись. Никакой нагрузки на позвоночник быть не должно – всё на руки. Вообще представь. Мысленно вообрази себе всю силу, что есть в тебе, в виде какого-то вещества, у которого есть цвет, вкус, запах там. Воображаешь? Это сложно, зайка. Надо научиться расслабляться… это самое главное. И вот это вещество – представляешь себе? – мысленно как бы отправляешь в руки. Они – руки – от пальцев до плеч вот этим веществом заполнены, и у них даже цвет слегка изменился, приобрел оттенок содержимого. Спокойно, спокойно все это надо делать, не психуй, золотко, ты еще такая маленькая, у тебя же все впереди. – она преображалась на глазах. Стоит этому плюшевому медведю начать рассуждать о подобных вещах, и у него даже внешность меняется. Теперь она была похожа на нечто среднее между учительницей балетной школы и… хирургом, например. И уже не так страшна ее наружность.
-Итак, внимание. Расслабились. Спинку прямо! Вот, вот так. Тренироваться надо, а то долго не продержишься. Ручки на ширину плеч! Сконцентрировалась? Давай. Руки в порядке. А ну подвигай ими. Не двигаются? Значит, в порядке. Во время полета динамичными должны быть только предплечья. Ну что ты, что ты ими двигаешь, непривычно, небось? Ничего, привыкнешь со временем. А теперь быстро, рраз – расслабь руки. Не можешь? Тренируйся. Надо уметь делать такие вещи. Туда – сюда. Расслабились – а теперь напряглись… О! Уже получается потихоньку. А ты талантливый ученик, зайка!
Она мне льстит. Она бьется надо мною уже сутки. По ускоренной, я так понимаю, методике…
Единственный, как я поняла уже впоследствие, способ чему-нибудь научиться - это попытаться искренне полюбить учителя. Не лицо учителя, не повадки его – а вот ЕГО. Самого. Его (или ее) образ, приходящий к тебе каждый день. Силуэт, который ждешь. И тогда начнется узнавание. И познавание. И запоминание.
-Так, с руками разобрались. Слава Богу. Теперь – дыхание. Когда летишь, дышать нужно совсем по-другому, чем когда ходишь или бегаешь. Дыхание должно быть сквозным. Что такое сквозняк, знаешь? Вот примени это к своему телу. Представь, что у тебя в пятках – дыры. В пальцах рук – дыры. В нашем деле ведь проще, чем, скажем, в физике, или там, медицине. Тут достаточно просто мысли. Силы мысли. И если мысль твоя сильна – то твое хлипкое худое тело (кстати, тебе бы поправиться. Выйдешь на свободу – ешь больше мучного и сладкого), так вот, твои слабые мышцы уже не имеют никакого значения – Ее слова, казалось, доносились с одной стороны, а она сама стояла с другой. Не может эта грязная толстуха знать такие слова.
-Взмах руками делаешь только в том случае, когда хочешь подняться с земли или набрать высоту. В воздухе на ровном месте так делать не нужно.Не пытайся дергаться напрягаться, руками лишние движения делать – если не будешь нервничать, воздух тебя спокойно выдержит сам. Всегда смотри на дорогу.Не вниз, а на дорогу!!! Никогда не отвлекайся. Кстати, и сейчас, не отвлекайся… Эй! Ты о чем задумалась, красавица??? Ты меня слушаешь?
Да. Я ее слушаю. Где-то я ей даже верю. Ей. Но не себе.Увы.
-Так, теперь самое главное. Смотри мне в рот, я сказала!!! – у нее были отличные белые зубы, кстати, совершенно неожиданно для всей остальной ее внешней убогости. И смотреть ей в рот поэтому было даже приятно.
-У тебя ничего не получится, если ты в момент взлета будешь испытывать какие-то отрицательные эмоции, даже застарелые. То есть – тем более застарелые, я хотела сказать. Сейчас попытайся вспомнить, кто, когда и почему вызвал у тебя ненависть, тяжесть в душе, или что там еще – теперь то, что она говорила, было несколько похоже на учебник по дзен-буддизму для особо одаренных.
-И не уничтожай их – чувства-то… А ты думала, я скажу – уничтожить??? Не, дорогая. Избавиться от ненависти на этой земле совершенно невозможно – поверь моему жизненному опыту. А можно придать ей – этой ненависти – такую, знаешь, в общем положительную окраску, и после этого она станет давать тебе силы вместо того, чтобы отбирать… Вот представь разницу. Ты говоришь себе: “Хороша, чертовка!”, ну, неважно в чей адрес.Скажи. А теперь на ЕЕ (чертовки) или ЕГО месте – кого угодно. Дворника дядю Васю. Любовницу лучшего друга. Хороши, чертовки. Вот именно – чертовки. Чтобы и негатив присутствовал, но позитив побеждал. Получается?
Ничего у меня не получалось. Возникло даже некоторое сомнение в том, что я хочу отсюда выбраться. Вот до чего доводит человека лень… или это не лень, а что-то другое? Что?
Вдруг она (Галина) замолкает, грустнеет на глазах и садится. Медленно и печально.
- Я так устала, солнышко… Нервы… Оставь меня на пару часов. Иди к себе. Потом продолжим.
М-да… снова неожиданный поворот событий. Одетая в половые тряпки клуша с орлиным сердцем. Хорошая она все-таки, хоть и страшненькая.
Оговорюсь. Я вовсе не неблагодарная тварь. Просто сама обстановка этого странного места прямо-таки внушала мне обще–отрицательное отношение ко всем его жителям. Я кивнула – мол, да, ухожу. Покоряюсь и ухожу. Я этими вещами всю жизнь занимаюсь…
5. И еще раз - “да”.
И, совершенно нежданно для все участников предыдущих сцен, события с этого момента стали развиваться со скоростью снежного кома. Придя к себе, я, совершенно логично, обнаружила полнейшую занятость моей верней полки неким очередным трупом. Очередного же мусульманина. Он лежал, раскинув руки, и во лбу дыра горит. Хотя, с другой стороны, с чего я взяла, что полочка – то моя??? Чему там нас учит прохристианская литература? В этой жизни у нас с вами нет ничего своего – даже тела. А в возможной будущей жизни не будет и его, так что готовьтесь....
Но, так или иначе, голову мне преклонить негде в самом прямом смысле этого слова. И это, как мне тогда показалось, стало последней каплей.
Кто-то. Когда – то. Давно. Сказал мне золотые слова. “Учись выбирать быстро. Иначе выберут за тебя.” И я выбираю. Минуя толпу, теснящуюся в центре помещения, я медленно, осторожно, чтобы никого не задеть, прохожу к окну. Открытому нараспашку. Лето. Где – то внизу – деревья. Я. Смотрю вниз из высоченного кирпичного здания, окруженного, кстати, рвом по периметру. Я этот ров и раньше видела, просто не придавала ему такого, что ли, философского значения. Средневековье какое-то. Рвы. Хотя… Вы когда – нибудь видели людей, зимой прыгающих с моста в ледяную реку? Я тоже не видела. Зачем сейчас лето?
В свете оных размышлений я прыгаю из окна.
Голливуд – нехорошее место. Нечестное, полное показухи. Но в силу массовой раскрутки откладывающее в нашем сознании некие яйца. Одно из таких яиц – жажда жизни, просыпающаяся в последний момент. Точнее – в одиннадцать последних секудн, за которые я пролетаю одиннадцать – соответственно – этажей.
Вот краткая раскладка ощущений:
Одиннадцатый, десятый – ничего, темнота, глаза закрыты. Острота ощущений ПЕРЕД сменяется полной бесчувственностью ВО ВРЕМЯ.
Девятый – Данность. Всё. Уже лечу. Ничего не вернуть.Прощай, мама, прощай папа, прощай младшая сестра…
Восьмой – А может, вспомнить, чему она там меня учила? Господи, это бесполезно, пустая трата времени.
Седьмой-Руки на ширине плеч, ноги на ширине рук, не помню. Короче – как самолет. Но – не получается, потому что внутренности буквально прилипли к горлу и из-за этого не чувствуешь практически ничего, кроме боли в легких.
Шестой – А!!! А ведь она говорила что-то о боли в легких!!! Да! Сквозное дыхание! Вот оно! Отлипайте, легкие, теперь можно дышать через пятки!!!
Пятый – и все-таки я не держусь в воздухе самостоятельно, я этого не чувствую.Ветер продолжает свистеть в ушах. Ничего не получится.
Четвертый – Погоди – ка. Вещество, она говорила, которое должно должно переместиться в руки… Что-то помню. А что это за вещество?
Третий – А… Это вся энергия, которая в тебе есть. А ну-ка давайте ее в ручки, мысленно – рр…раз!
Второй – вот что-то не получается. Каждое упражнение в отдельности – и сквозное дыхание, и мышцы рук – да, а вот вместе они что-то не выходят. Надо еще раз попробовать руки напрячь – рр…разз….
Первый. Взлететь не взлетела, но приземлилась без потерь.Здравствуйте.
Далее, мне нужно было как-то пересечь пресловутый ров, имеющий философское значение. Плаваю я отлично с детства, но тут чувство брезгливости взяло верх – ров был доверху наполнен чем–то черным, дурно пахнущим. Может, это была кровь невинно убиенных жертв, а может, и просто помои. До сих пор не в курсе. Потому что сразу после столь удачного приземления погрузилась в весьма результативные, надо сказать, раздумья.
У меня всегда было проблематично со всякого рода учебой. То есть не в том смысле, что мне негде было учиться чему-то – было где. И не то, чтоб не хотелось – порой я умирала от желания освоить что-либо. Просто как только дело касалось ежедневного хождения в залы и прочтения книг – то есть, рутинной части ученья, тут же мой энтузиазм и заканчивался. Причем, где-то в глубине души он оставался все равно, и, стоило мне получить пару – тройку выходных, во мне снова просыпалось что-то. Но уже что-то не столь выразительное. Я открывала книжку и какое-то время читала ее даже с интересом, но тут передо мною сова появлялась карикатурная “толская тетя с указкой” и меня снова клинило.
Так вот, Галина представляла собой некий собирательный образ, комплект этих тёть с указками, потому так, может даже, неприятно и подействовала на меня. И оптимизм мой представлялся в том, что ее нет, а информация осталась в голове, и теперь , по идее, наконец – то я должна что-то освоить. И не за двое суток, а прямо сейчас, потому что очень хочется есть.
Во-первых, разомнемся…Ноги вместе, руки врозь, в пятках дыры, в пальцах рук – тоже. Дыхание свободное, как она говорила, сквозное. Я кого-нибудь ненавижу? Какая глупость! Я просто никого не помню. И вот она – былая легкость. Я изнемогала от самодовольства.
И тут у меня развязался шнурок. К слову сказать, “сквозное дыхание”дало уже о себе знать. Когда я смотрела на руки – мне казалось, что вижу на пальцах крошечные дырочки.На подушечке пальца, сразу возле ногтя (интересно, можно ли теперь делать маникюр?). Казалось. И стало интересно, появились ли они на ногах. А тут как раз шнурок развязался. Я сняла ботинок и носок. Дырочки присутствовали. Сняла другой ботинок. И вдруг, именно - вдруг, взмахнула руками и взмыла вверх. По–настоящему. Совершенно неожиданно для себя и окружающей действительности. Хотя ей–то, в принципе, по фиг. Просто земля начала постепенно уходить из-под ног, опускаясь, отдаляться от меня, и в конце концов, ров стал маленьким, серое здание исчезло из поля зрения, и очутилась в состоянии, о котором только лишь читала в книгах.
Босиком.
6. Как живете, караси?
Ничего себе, мерси…
Тратить время и терпение читателя на описание ощущений полета – бессмысленно, потому что их невозможно описать.
От состояния “выскакивающего сердца” и учащенного, непривычного дыхания, я отделалась сравнительно быстро. Человеческий организм, как известно, привыкает ко всему, даже к боли, а уж если речь идет о счастье, то и подавно. Говорят, что, если бы Бог хотел, чтобы мы летали, он дал бы нам крылья – боже мой, какой бред, неужели для того, чтоб мы летели, нам нужны крылья? Судя по всему, для того, чтобы мы летали, Бог дал нам самое необходимое, а остальные качества уж можно и развить.
Неловко было лишь потому, что взмыла–то я, так и не успев надеть ботинки, с босыми ногами. Не так уж это и страшно, лето на дворе, тепло, летать можно и босиком - просто, когда приземляешься, можно сослепу и в грязь угодить (Бог дал нам все необходимое для полетов, но забыл поделиться птичьим зрением), а взлетаешь снова – на пятках грязь, и – нет, это не затрудняет сквозного дыхания – просто неудобно как–то, на большой высоте еще ничего, а на малой – прохожие ходят, смотрят, а ты тут с грязными ногами летаешь, не комильфо…
Практически сразу я убедилась в том, что нахожусь в родном-таки городе, все на месте, я даже нашла собственный дом и влетела через окошко (ключи где-то потерялись) в собственную квартиру, слава богу, балкон оказался открыт. Взяла другие ботинки, и поняла, что – нет, все-таки это не случайность, а правило игры – в обуви летать не получится никогда, видимо, это затрудняет сквозное дыхание. А как тогда зимой? Может, в вязаных носках? Посмотрим.
Домой я и позже прилетала периодически, поесть там, или помыться. Но – ненадолго. Странное явление психологии: если человек умеет то, что умела я, жить где-то стационарно ему вовсе не требуется. Нет, зимой, конечно, нужно какое-то убежище, а сейчас – нет…
Стали посещать незнакомые ранее раздумья.
Например. Зачем я раньше, в той жизни, тратила столько денег на проезд? Рубль – туда, рубль обратно, еще и пешком минут двадцать… Ужас! А такси? Вот можно, кстати проверить, сколько времени уходит на полет до работы? Засекли, слетали, результат замечательный. Очень хорошо. А вот к родителям в гости лететь сколько? Столько-то минут. Отлично. А к другу детства? Пожалуйста. Правда, тут подальше будет.
Чувства, в большинстве своем, странноватые, чего уж там. Каково, например, приземлиться на крышу Театра Оперы и Балета, или, бери выше – на центральную четырнадцатиэтажку и смотреть оттуда в глубину города, на людей, ставших мелкими, как семечки. Которых взять бы вот да и научить…Дня три на это уйдет, не больше. И они тоже будут летать куда угодно, и заново изобретут путешествия автостопом на самолетах. Правда, при этом наземному и водному транспорту – кранты. Экономическое состояние, вроде, должно измениться, хотя, что я в этом понимаю? Обувная промышленность тоже дожна пережить падение… И не только она. Представляю, как снизятся прибыли у таксистов... Зато производство теплых носков будет налажено, и в каждом окне сигнализацию ставить нужно будет тоже. Миллионы маникюрш останутся без работы.
Но счастье мое, как пишут сказочники, длилось недолго. Потому как не может долго длиться счастье человека, у которого есть совесть. А в каких–то пропорциях она у меня еще сохранилась.
Понаслаждавшись жизнью недельки эдак две, я вспомнила, наконец, о том, каким образом я вообще очутилась на свободе. Вспомнила обо всех этих несчастных ненавистниках свинины, о Галине и ее нетрудоспособном клыкастом муже. И. Мысль, которая периодически посещает русского интеллигента в эмиграции – как они там??? Что с ними??? Я, во-первых, не русский, во-вторых, не интеллигент, но есть немного… Посетила меня эта мысль.
Собственно, совесть моя проявилась как раз в этом. Там, в этом сером доме, остался человек, который научил меня всему, помог выбраться оттуда, а сам выбраться не смог. И сидит там, и, может быть, вспоминает обо мне, и неизвестно, что думает за чашкой своего дефицитного чая. Где – там у нас стояла эта архитектурная хламида?
Птичье зрение развивалось постепенно. Уже на второй неделе полета я научилась узнавать и запоминать дорогу. “Утробу” я нашла быстро…
7. Конец (путь известен).
Стараясь подольше продержаться в воздухе, я пристально всматривалась в окна, пытаясь опреледить, в каком именно из них находятся Галина с мужем. Странно, сперва я не обнаружила не только их, но и вообще кого-либо из человеческих особей. Окна были запотевшими, грязными, разглядеть что-либо было очень трудно. Поэтому, заметив в одном из окон абстрактный человеческий силуэт, я направилась туда.
Картина, увиденная мною меня откровенно поразила, до сих пор не могу сказать, приятно или неприятно. Было пусто. Чисто. Нигде не было пятен крови. И владельцев этой крови тоже не было. Просто было помещение со стенами, неожиданно оказавшимися белыми, все те же верхние полки, пустые, кое – где стулья, стол стоял в углу, на столе стоял чайник большой и чайничек маленький, сахарница, блюдце с лимоном. За столом сидела Галина с мужем.
-Привет.
-Привет… А ты зачем вернулась?
-Просто. Посмотреть, как вы…
-Спасибо. Мы – прекрасно. Чаю хочешь?
-А где…. Все?
-Всех давно убили. Не волнуйся, я уже тут все вымыла.
У человека сто пудов какая – то чистоплотная карма. Все вымывать. Почти, как у меня. Только я – лакирую действительность. Куда она дела трупы, я так и не выяснила.
Сизу, понимаешь, пью цай. В процессе начинаю понимать, что - да, молодчина Галя, умеет создавать уют тогда, когда никто не мешает. Милые они, славные. И даже клык ее грузина не так уж страшен, и вообще, к любому уродству можно привыкнуть.И. Вдруг слышу, как сама говорю:
-Ребята, можно я тут у вас жить останусь?
-А что, твою квартиру кто-то занял?
-Да нет… Просто у вас мило.
-Да у нас тут полно верхних полок. Живи сколько влезет. Только вот… Если хочешь у нас жить – слетай для начала за мороженым.
Новость…
-Моложеное любите?
-Да, к чаю. Знаешь, есть такое, шоколадное, с орехами…
Я к мороженому всю жизнь была совершенно равнодушна. К любому, даже шоколадному с орехами. Но чего не сделать для этих людей? Я должна им тысячи, миллионы тонн мороженого.
И тут я подхожу к окну. Раскрываю его пошире. Смотрю вниз. Вновь отсчитываю эти одиннадцать этажей, разглядываю серую стену, кирпичи, черный страшный ров внизу (когда его закопают? – мелькнула мысль).
И понимаю, что я уже никуда не взлечу.
-Ты что там изучаешь? Прыгай давай…Мы жрать хотим.
-Гал, я….Не могу.
-Что случилось?
-Ничего. Просто не могу.
Я стою перед ними, а они разглядывают меня, как идиотку. Как не можешь? Почему не можешь? Ты же… Две недели!!! Как голубь! Тебя же учили, господи!
Прости, Галя.
Я все помню.
Может, мне не нужно было сюда возвращаться?
Говорят – “уходя – уходи”. И не оборачивайся. Может, это наказание…
Только я разобьюсь, Галя. Мне страшно. Одиннадцатый этаж.
Я не могу так рисковать….
Они встают, и, стоя, продолжают смотреть на меня удивленно – взволнованно, вразнобой говорят что-то, потом переходят на крик, Галина заново начинает что-то обьяснять мне, расставляет руки, расправляет плечи (мне, естественно), тряся своими многочисленными жировыми отложениями…
Но я все знаю. И все понимаю.
Я больше не взлечу. Никогда. И не потому, что равнодушна к мороженому.
Сильнее всего мне хочется плакать. Но я сдерживаюсь. А когда человек сдерживается, слезы начинают течь сами собой. И это вдвойне неприятно.
На столе стоит красненький телефонный аппарат. Он звонит. И не потому, что я хочу снять трубку, просто мне больше не нужны Галины прикосновения, они бесполезны, и я вырываюсь, бегу к телефону, хватаю трубку… Кстати, откуда тут телефон? Он что, тут и раньше был? Тогда почему я им не воспользовалась и не позвонила родным, еще тогда, давно, когда жила с мусульманами, семья бы обязательно вытащила меня отсюда… да, но тогда я не научилась бы летать… А толку, я же и сейчас не умею? Нет, раньше тут точно не было телефона. Провели во время моего отсутсвия. Галя постаралась. Молодец, тетка…
-Алё.
-Ты что там, все еще дома?
-Я?
-Нет, я !!! Ты макет сделала?
-Что?
-Капшто!!! Макет готов, я спрашиваю? Ты чего тормозишь, ты что, спишь там???
-Кто это?
-Конь в пальто!!! Онищенко!!!
Онищенко? А откуда он знает номер этого телефона? Кстати, а кто такой онищенко? При этой мысли возникает образ толстого мужчины в бежевом плаще, выбритого до синевы и с папкой в руке. И я его откуда – то знаю.
-Подождите, подождите… Дайте мне вспомнить…
-Солнышко, с каких пор мы снова на “вы”? Золотце, я тебя спрашиваю, ты макет сделала? Мне заказчик уже два раза вчера звонил!
-Да…
-Отлично… Когда зайти забрать?
И в этот момент я наконец-то открываю глаза. И долго-долго лежу и смотрю в потолок, в первые минуты пытаясь понять, чем же все-таки кончилась эта замысловатая история, и как это я умудрилась спуститься оттуда без посторонней помощи, и где теперь они все, и что…..
А потом прошло время, и я встала, и улыбнулась, и вышла на балкон (у меня четвертый этаж), и было немоножко жарко, солнце пронзало зрачки, и я посмотрела вниз, и сказала:
-Привет, балкон! А я знаю, как ты выглядишь с той стороны!Вблизи…
И мне почему-то захотелось смеяться.
Friday, October 05, 2001
